Уха из золотой рыбки

Донцова Дарья

– Я так и не поняла, почему отец из-за этого Воротникова взбесился? – недоумевала сейчас Лика.

Я почувствовала, как на сердце опустилась тяжелая плита. Лика вспомнила Воротникова, только это не Лев Николаевич. Того Воротникова ведь расстреляли, Лев Николаевич просто его однофамилец.

Глава 30

Мы молча уставились друг на друга. Неожиданно мне стало душно, в воздухе, казалось, начисто отсутствует кислород. Липкая углекислота висела в крохотном помещении. Все, полнейший тупик. Я, конечно, понимаю, что Лев

Николаевич Воротников, решив посадить Лику в тюрьму, сделал для этого абсолютно все и полностью преуспел. Но у меня нет никаких доказательств, и я совершенно не понимаю мотива преступления. За что? Чем Лика помешала Воротникову? Честно говоря, до прихода в СИЗО у меня в голове сложилась стройная теория: Настя собиралась замуж за Льва Николаевича, а тот был связан какими-то обязательствами с Ликой. Правда, Настя говорила Розе… Может, он и не до зубного скрежета ненавидел Лику, но… Может, это и не так? И потом, от любви до ненависти один шаг. Мои расчеты строились на том, что Лика и Лев Николаевич были в близких отношениях, которые почему-то постарались от всех скрыть. Может, они состояли в любовной связи; у Льва Николаевича имелась жена, у Лики очередной супруг, вот и встречались тайком. Может, Воротников до сих пор любит ее и по этой причине отказывался жениться на Насте. А та придумала, как избавиться от соперницы. Настя была девушкой с буйной фантазией…

Но все мои расчеты рухнули. Лика даже не была знакома с профессором! Тупик!

– Спасибо тебе, – пробормотала Лика.

– Перестань, – пробормотала я, – пока не за что. Тычусь, словно слепой котенок, в разные стороны без особого толка.

– Очень даже есть за что, – прошелестела Лика, – хотя бы за передачу с продуктами.

Внезапно меня осенило.

– Лика!!! Кто прислал тебе посылку с конфетами «Птичье молоко»?

Подруга молчала, потом на ее лице появилось искреннее изумление:

– Так ты!

– Кто?

– Ты, Даша Васильева.

– Я? С ума сойти! Ты в этом уверена?

Лика нахмурилась:

– Конечно, наверное, я кажусь тебе психопаткой! Именно ты, большое спасибо, очень хорошая была посылка: тушенка, мыло и мои любимые конфеты.

– Почему ты решила, что это от меня?

– Издеваешься, да?

– Нет, ответь, пожалуйста.

– Ну, на посылке стоял твой обратный адрес, и записочка внутри лежала: «Кушай, целую, Даша».

– Очень уж я короткое письмо написала, тебе это не показалось странным?

– Так нельзя в передачу для заключенных никакие послания вкладывать, – спокойно возразила Лика, – большое письмо бы выбросили.

– Неужели ты не поняла, что это не мой почерк?

– Так ее не ты посылала?

– Нет.

– А кто?

– Пока не знаю. Тебя почерк не смутил?

– Нет.

– Почему?

Лика шумно вздохнула:

– Дашка, когда я в последний раз видела, как ты пишешь?

– Ну, – засомневалась я, – письмами мы не обменивались, записками тоже… Наверное, в институте, ты у меня постоянно конспекты по французской литературе перекатывала!

– Вот-вот, столько лет прошло! Да и почерк ни при чем – малява на принтере была отпечатана.

Абсолютно спокойно произнесенное ею слово «малява»

ворвалось в мою голову и взорвалось там словно ракета. Господи, Лика уже начинает разговаривать, как завзятая уголовница, еще немного, и она сольется с миром, расположенным по ту сторону решетки.

Я прислонилась лбом к грязному стеклу и, еле ворочая языком, спросила:

– Квитанция цела?

– На что?

– На посылку, конечно!

– Нет.

– Как же ты ее получила?

– В колонии выдали, а как они на почте отправления забирают, понятия не имею, – обескураженно сказала Лика.

Но я решила так просто не сдаваться, утопающий хватается за соломинку, а мне предстояло уцепиться за паутинку.

– Номер отделения связи помнишь?

– Какого?

– Откуда отправили ящик. Ты на упаковку смотрела?

– Да.

– Там должен был стоять штемпель и обратный адрес.

– Адрес видела.

– Помнишь его?

– Ага.

– Говори.

– Ну… индекс забыла.

– Плевать, давай без него.

– Московская область, почтовое отделение Рогозино, коттеджный поселок Ложкино, участок 107, Дарье Васильевой, – выпалила Лика.

Вся кровь бросилась мне в голову.

– А штемпель? На нем что стояло?

– Мне и в голову не пришло его разглядывать, – резонно сказала Лика.

Я постаралась не расплакаться. Все, полный аут.

Глава 31

На улице шел дождь. Я вдохнула полной грудью свежий воздух и поплелась к одиноко стоящему на парковке «Пежо». Настроение было гаже некуда. Пытаясь справиться со слезами, я влезла в машину и не удержалась.

По щекам потекли соленые капли, из груди вырвались всхлипывания. Я дура, идиотка, неспособная помочь Лике. Сейчас ей добавят срок, и она вообще никогда не выйдет на волю.

В окно постучали. Я открыла дверцу и увидела тетку с тетрадкой.

– Чего ревешь? – спросила она.

Я хотела было ответить: «Отстань», – но только сильнее заплакала.

– Ну-ну, – баба начала гладить меня по голове, – успокойся, все хорошо будет.

Она влезла в машину и сунула мне сигаретку.

– Ну-ка покури, перемелется, и мука будет.

– Нет, – качала я головой, окончательно проваливаясь в истерику, – все плохо, все очень плохо.

И тут, как всегда, в самый неподходящий момент ожил мобильный.

– Трубку-то возьми, – сказала тетка.

Я шмыгнула носом и прошептала:

– Ответь за меня.

– Алло, – затараторила баба, – не, не Даша, знакомая ее. Не, не может, плачет она! Где, где, у СИЗО женского! Прям слезами изошлась!

– Кто звонил? – сквозь рыдания спросила я.

– Мужик какой-то, – ответила тетка, – на, водички попей. Да не убивайся так, обойдется.

Она еще пару минут посидела возле меня, потом ушла. Я попыталась привести нервы в порядок. Хороших людей на свете больше, чем плохих. Не верите? Попробуйте зарыдать на улице – и убедитесь в этом. Эх, жаль, что у меня нет с собой «Ново-пассита», что-то никак не могу успокоиться.

Внезапно дверь со стороны пассажирского места распахнулась, и на сиденье с кряхтеньем втиснулся Дегтярев.