Уход Мистлера
Шрифт:
Почему, ну почему он не попросил Клару приехать к нему в Венецию? Почему, собираясь провести время спокойно и в одиночестве, он не выставил Лину шлепком под зад? Тот самый прелестный круглый задик, который был теперь ему так хорошо знаком и сулил столько услад? Почему не предпринял никаких действий, чтобы устроить ее на работу в любое понравившееся агентство? Нет, в Момбасе таковых не существует, но как насчет Милана или Мельбурна?
Клара, регулярная и предсказуемая, как морские приливы и отливы, вполне отвечала его сексуальным требованиям. Нет, таких безумств и штучек, как Лина, она, конечно, не проделывала, но и с Кларой ему бывало очень хорошо, особенно в те моменты, когда дело приближалось к оргазму. И еще он знал, что Клара благодарна ему за то, что он занимается с ней любовью. Нет, если все хорошенько взвесить, то секс с Линой значил для него не больше, чем секс с Кларой. И еще он ощущал в присутствии этой девушки некоторый дискомфорт, не покидало его и смутное чувство, что
Не вызывал сомнения и еще один факт: если б он приехал сюда с Кларой, ему пришлось бы все ей рассказать или же хранить стойкое молчание в ответ на ее встревоженные расспросы. Это совершенно ясно. Возможно, это случилось бы не сразу, не до того момента, как они сошли бы на причал перед гостиницей. А к примеру, во вторник, за ленчем в «Торчелло», поскольку именно туда обычно ходили они, когда в «Джудекки» бывало закрыто. Или же позже, после посещения собора Санта-Мария Ассунта, где они увидели бы «Судный день», поучительное произведение, особенно для него, ведь именно там были изображены муки, предназначенные ему за его грехи. Нет, сказать Кларе будет не просто и после возвращения в Нью-Йорк, но там хоть по крайней мере они не будут замкнуты в герметичном пространстве, где есть место только для них двоих. Одна спальня, одна гостиная, одна ванная, пусть даже с двумя раковинами. Прогулка через мост Академии, оттуда — через Доросдуро к Дзаттере, где можно сесть на речной трамвайчик и добраться до острова Джудекки; ее трезвая оценка всех обстоятельств и умеренная демонстрация горя, которое они вызывают; его неконтролируемая боязнь всех предстоящих неприятных испытаний; ее неспособность адекватно реагировать на его печаль — разве что можно изобразить еще большую. Да черт бы вас всех побрал! У него просто терпения не хватит разыгрывать трагедию. А потому да здравствует Лина, сама непотребность и фарс!
IV
День выдался великолепный: ясное синее небо, чистый воздух напоен живительной прохладой. Они одевались. Прихорашиваясь перед зеркалом в ванной, Лина снова напомнила ему, что причины, по которым она прилетела в Венецию, остались неизменными. Ей хотелось его поснимать.
Ну, разумеется, ответил он, с превеликим удовольствием. Как насчет поездки на Сан-Микеле после ленча?
Это остров, на котором находится кладбище?
Да. И в будние дни там очень тихо. А в такой чудесный день, наверное, особенно красиво.
И поскольку у него уже выработалась привычка все время поддразнивать ее, он не преминул добавить: Думаю, мы сможем tableaux mourants [19] на фоне могил Стравинского и Дягилева. Настало время признать фотографирование великосветским развлечением. Я помогу тебе выбрать для меня нужную позу. Кстати, там же похоронен и Эзра Паунд [20] . Хочешь, изображу тебе Эзру Паунда? Стал в наши дни весьма почитаемой фигурой. И потом, я уж скорее похож на Паунда, чем на Дягилева или Стравинского.
19
Изобразить умирающих (фр.).
20
Паунд, Эзра Лумис (1885–1972) — американский поэт и переводчик, один из лидеров авангардистского поэтического кружка имажистов, был одним из основоположников литературы модернизма.
На нем были мешковатые льняные брюки, под твидовым пиджаком — белая рубашка с распахнутым воротником в широкую черную полоску. Наряд подходит как нельзя лучше, особенно если довершить его старомодной соломенной шляпой, купленной с лотка где-нибудь на мосту Риальто. Желание как бы подтекстом вписать свою смерть во все, что бы он ни делал, стало в последнее время поистине непреодолимым. Если она согласится и снимки получатся достаточно оригинальными — он еще не знал, хороша ли она в своем деле, — так почему бы и не опубликовать их в должное время в каком-нибудь элегантном издании в черно-белых тонах? Под названием, ну, допустим, «Смерть в Венеции: эссе в иллюстрациях», с кратким предисловием за подписью покойного Томаса Хукера Мистлера III?.. При условии, конечно, что владеющие правами на издания Томаса Манна возражать не будут.
Несколько крупных планов его лица, снимки, на которых он пробирается между могил знаменитостей, ну и так далее в том же духе. И все это будет чередоваться с материалами, описывающими, как печень его тем временем разрушалась, превращаясь в ничто. Медицинские иллюстрации может предоставить издательство «Кац имейджинг эссошиэйтс», что на Семьдесят второй Восточной, печататься они будут с разрешения родственников или же правопреемников вышеупомянутого Мистлера. Устроить это несложно, он попросит своих душеприказчиков заняться этим, можно составить дополнительное распоряжение к последнему
И не исключено, что издание будет представлено на престижной выставке или в самом худшем случае в Уитни [21] . Он расскажет Лине о потенциальных перспективах этого грандиозного проекта позже. А впрочем, стоит ли притворяться и дальше? Нет, она определенно огорчится, когда он выложит ей все, но бурной печали и скорби хватит на час или два, не больше. В том-то и состоит основное преимущество пребывания с ней, а не Кларой. Грубые шутки мужчин, унижения, которым она неоднократно подвергалась… о, она наверняка успела вкусить все это в полной мере. С учетом того, как он с ней обращался, в памяти Лины должен остаться след — хотя, конечно, банальный и весьма непрочный. И он готов был побиться об заклад, что очень скоро она будет путать его с другими мужчинами, чье поведение иначе как возмутительным не назовешь, да с тем же Гэнсвортом, к примеру. Рассказывать ей о ситуации, в какой он оказался, пожалуй, даже опасно. Узнав все, она может захотеть — или же почувствует себя обязанной? — трахаться еще бешенее и чаще.
21
Музей американского искусства Уитни, основан в Нью-Йорке в 1930 г.
Занятный все же парадокс: он, у которого оставалось так мало времени, испытывал все меньше и меньше желания цепляться за это время, как бы и не ценил оставшиеся ему дни вовсе. Да если бы кто-нибудь поставил перед ним этот вопрос в дни невинности и неведения, к примеру, когда он, разгоряченный игрой в теннис, сидел в беседке под цветущей жимолостью в Крау-Хилл, наслаждаясь прохладным джином с тоником, тогда он бы наверняка дал на него совершенно неверный ответ. Наверняка сказал бы что-нибудь об исполнении последнего заветного желания, прежде чем отвесить прощальный поклон, сказал бы, что хочет испытать и попробовать в сексе все — самые извращенные штучки, причем готов совокупляться сутками напролет, как в бесконечных фильмах ужасов, афиши которых постоянно видишь на стендах возле Таймс-сквер. Но выяснилось, что секс перед смертью возбуждает его не больше, чем очередной поход на бизнес-ленч. Да он с куда большим удовольствием съест сандвич с тунцом и салатом прямо у себя в офисе, за письменным столом.
Опыт, приобретенный Мистлером в большом бизнесе, научил его, что решения по большей части вопросов не только можно, но и должно откладывать. Как, к примеру, Король-Солнце [22] взял себе в привычку отбиваться от всех поданных ему петиций с помощью приписки на полях Nous verrons [23] . И объяснения с Линой тоже, разумеется, можно отложить, ну уж по крайней мере до того момента, пока они не усядутся на залитой солнцем террасе ресторана и не закажут еду и выпивку. Было уже половина второго, и им еще предстояло добраться до острова Джудекки.
22
Король-Солнце — французский король Людовик XIV (1638–1715).
23
Мы вернемся к этому позже (фр.).
Если у вас создалось впечатление, что необходимость в таком разговоре вдруг возникла из планов создания брошюры о Мистлере как о «ходячем мертвеце», то всякое желание говорить об этом испарилось, пока они ждали vaporetto, чтобы переправиться через канал. Выяснилось, что никаких tableaux vivants или же mourants [24] не будет, поскольку Лина и слышать не желает ни о скромной церковке на острове Сан-Микеле, ни о надгробиях знаменитостей, заросших сорняками. Лина успела побывать на этом острове и очень хорошо его помнила, хотя и не упомянула об одной характерной черте — вездесущем запахе собачьего дерьма, который так хорошо запомнился Мистлеру со дня последнего визита на кладбище. Ей нужен был типично венецианский фон, но только без слепящего блеска водной глади, так чтобы вода как бы подразумевалась, но была не видна. И Венеция непременно должна подразумеваться, но только без этих стрельчатых сводов, мостиков и высовывающихся из-за каждого угла горгулий [25] .
24
Изображения живых или умирающих (ит.).
25
Горгулья — рыльце водосточной трубы в готической архитектуре.