Уходящая натура
Шрифт:
— Однако вы же не станете возражать, что первый настоящий парламент появился в Европе?
— Не стану, особенно если и Россию считать европейским государством, — улыбнулся академик. — Вы можете мне назвать точную дату начала функционирования какого-либо парламента? Сборище племенных вождей на скале Лёхберг около 960 года всего лишь устное предание, которым гордятся исландцы. Более конкретно датируются первые кортесы Кастилии, но я не упомню точно подтверждающих 1185 год документов. Между тем на звание первого парламента претендуют и кортесы Каталонии, и кортесы Леона, проходившие примерно в восьмидесятых годах тринадцатого века. Впрочем, венгерский
— С вами просто невозможно спорить, — развел руками австрияк. — Будто бы с энциклопедией разговор ведешь. И где это все в вас помещается?
— Где и все остальное. — Академик весело постучал себя по лбу. — Может, вы все-таки скажете мне, зачем вы таким странным образом зазвали меня в гости? Ведь не об истории спорить?
— Ну что же. Приятно иметь дело с умным человеком. Значит, мы легко сумеем договориться.
— О чем?
— Не буду, как говорят у русских, тянуть кошку за хвост. Это я попросил Даниила, чтобы он организовал нашу приватную встречу. Потому что у меня есть к вам очень выгодное предложение.
Дубовик молчал, поглядывая исподлобья на Восса, с которым вел беседу, и на не принимающих в ней участия братьев. Глава «Гуманитарного диалога» вынужден был продолжать:
— Хотите работать в Пало Альто? Или в Стэнфорде? А в Альмадене? Впрочем, вы не ограничены и страной. Любой исследовательский центр на ваш выбор.
— Забавно. — Дубовик смотрел неприязненно. — А кто вам сказал, что меня не устраивает «Маяк»? Это не ты ли, Даня, решил меня облагодетельствовать? Думаешь, если ты сам готов порхать с места на место, то и любой в одночасье предаст дело всей жизни?
— Не горячитесь, — попытался сгладить напряженность полномочный представитель Фонда «Экологический мир». — Вы же не знаете условий!
— И знать не хочу. И разговаривать с вами на эту тему не желаю. — Академик попытался подняться из глубокого кресла.
— Ну погодите же! Вам дорога Россия, как и каждому русскому. Никто вам и не предлагает предать Родину. Что это вы вообразили? Можете рассматривать это как временную командировку в целях ускорения работы над вашим проектом. Вам создадут все условия!
— Это еще какие?
— Десять миллионов. Десять миллионов долларов только за одно согласие переместить работу над суперкомпьютером в одну из западных стран по вашему выбору. Дом. Автомобиль. Счет в любом указанном вами банке. Ежегодно — миллион долларов только в качестве оплаты вашего труда. А о суммах инвестиций в проект я и говорить боюсь.
— Э-эх! — печально вздохнул академик. — Ну почему?..
— Потому что, — Восс стал отвечать на понятый по-своему вопрос, — в России нет пока таких возможностей. И не будет в ближайшее время.
— Почему все вы меряете человеческую душу в ваших дурацких деньгах?! — заорал Дубовик. — Вот ты, Данька, и ты, молодой, у вас же отец замечательный! Всю жизнь на Родину вкалывал. А детки и Родину предали, и отца!
— Борис Сергеич, — не вытерпел Гончар, — вам предлагают стать новым Гейтсом, а вы заладили: Россия, Россия…
На него замахал руками Восс.
— Борис Сергеевич,
— А компьютер и все последующие дивиденды — Штатам, — подхватил Дубовик. — Баста! Я ухожу!
И он резко вскочил на ноги.
Восс растерялся. Он был уверен, что любой нормальный человек примет предложенные условия, не задумываясь. Но стоило ему сделать шаг и положить руку на плечо Дубовику, чтобы усадить его назад, как в лицо Питеру полетела тяжелая пепельница, рассекшая бровь.
Массивная дверь не открывалась.
— Ключи! — приказал академик, протягивая ладонь.
Восс стоял неподвижно, зажимая ладонью разбитое лицо, из-под пальцев сочилась кровь. Братья тоже не шелохнулись. Тогда, хотя кабинет находился под самой крышей трехэтажной виллы, Дубовик бросился к окну.
Первым на перехват академику успел Валерий. Но спортивное прошлое не помогло ему и на этот раз. Он успел нанести мощный удар кулаком в щеку Борису Сергеевичу, отчего его огромная голова дернулась, и профессор на миг потерял ориентацию. И не успел вскочить на подоконник. Но, обернувшись, он перехватил вновь занесенную руку Гончара своими длинными руками и, дернув со страшной силой, уложил того на пол. Валерий никак не предполагал в низкорослом мужчине такой нечеловеческой мощи. В этот момент на него налетел старший из братьев, но и его Дубовик отбросил с невероятной легкостью. Будто и не взрослый мужик на него кидался, а десятилетний пацан. Данила рухнул, сбивая небольшой столик, на котором был сооружен фуршет. Зазвенел бьющийся хрусталь, и по комнате распространился запах дорогого коньяка.
Привлеченные шумом, в дверь застучали охранники. Хозяин кабинета нажал кнопку под столом, разблокировав замок, и в распахнувшиеся створки ввалились две гориллы в униформе, размахивая резиновыми дубинками. Налетев на мужчину, ростом не доходившего любому из них и до груди, они обрушили на него град ударов. Казалось, что Дубовик рухнет и будет избит до полусмерти, но он ухитрился, закрывая голову, войти в ближний бой с одним из нападавших, обнял его за пояс так, что перекрыл охраннику на минуту дыхание, и швырнул о стену, по которой тот и сполз на пол. Второй, поспешив на подмогу напарнику, сам сгоряча нарвался на неумелый, но мощнейший удар кулаком в висок. Пока он, выронив дубинку и покачиваясь, плыл по волнам своих грез, Борис Сергеевич перешагнул через приходящего в себя Данилу и у самой двери вновь схватился с Валерием. Ярость умножала и без того недюжинные силы академика. И он попросту снова сбил парня с ног, основательно огрев его дважды. Сначала ниже пояса, чего поднявший руки для защиты верхней части туловища боксер никак не ожидал. А потом заехал согнувшемуся в три погибели Валерику в ухо так, что тот вновь очутился на полу, обливаясь кровью.
Питер Восс, поняв, что вся тщательно подготовленная операция с треском проваливается, безучастно наблюдал картину побоища, не пытаясь вмешаться. Академик, прижимая к груди поврежденные в схватке руки, исчез в проеме. По деревянной лестнице громко застучали его башмаки, а следом за ним бросились оба охранника и Данила. Последним до двери добрался окровавленный Валерий. Он еще пошатывался. И доставал из-под толстого свитера тривиальный пистолет Макарова.
— Шит! — на английский манер завопил, вскакивая, сразу пришедший в деятельное состояние австриец. — Сто-о-о-ой! Дурак! Фак ю! Идиот!