Уик-энд
Шрифт:
Все его таланты, жизненный опыт, остроумие, изобретательность, честолюбие, мужество должны были стать жертвами своенравной судьбы. Он вспомнил строки из Дилана Томаса.
И что в итоге? Дыхание смерти?
Горечь её поцелуя?
Теперь он узнал, как горьки губы смерти.
Как он сможет продолжать гонку, изнурительный труд, благодаря которому он оставался на вершине? Отправиться в среду в Англию и работать, как проклятый, с сумасшедшей герцогиней? Убеждать Лайлу в ценности его книги, ехать на следующей неделе с помощником и тремя моделями во Флориду, встречаться с новыми людьми, запоминать имена, даты, лица, пить, быть веселым,
Харри не удивился, услышав донесшийся снизу звук выстрела. Он словно ожидал его.
– Я нашла цель в жизни, - сказала Морин, полулежа на кровати.
Рику Сильвестеру показалось, что он сейчас засмеется. Смех родился в нем и умер, не дойдя до рта. Черт возьми, Морин превзошла самую себя.
– Вряд ли я тебя понимаю.
Он не стал раздеваться и ложиться в постель, потому что Бакстер отправился за полицией; скоро им всем придется разговаривать с полицией о Максе.
Он пошел на кухню, приготовил кофе, принес на подносе две чашки. предложил кофе Морин. Она взяла чашку. Он заметил её настороженность и странную бодрость. Она энергично помешала кофе, словно готовясь в офисе к обычной дневной работе. Даже её лицо, заметил он, было сосредоточенным, целеустремленным. Оно обрело новую силу, мышцы - дополнительный тонус. Она выглядела значительно моложе, чем вчера.
– Я прослежу за тем, чтобы Реквием Макса был записан, - торжествующе произнесла она.
– Только я одна способна сделать это. Лайла слышала лишь часть произведения, и у неё нет музыкального образования. Я слышала всю вещь и понимаю, что он пытался сделать. Он сочинил её основу много лет назад... когда мы были студентами.
– Господи.
– О, мне дадут совет, окажут помощь.
– А как насчет Лайлы?
Этот вопрос казался логичным.
Она легко отмела его.
– О, Лайла согласится. Она захочет сохранить легенду. Вот увидишь, все это пойдет на пользу. Я собираюсь поговорить с Лайлой об этом замысле... о создании партитуры Реквиема, а также о том, чтобы показать работу Макса специалистам. Он бы не позволил сделать это, но он стремился к совершенству, как одержимый. Возможно, его сочинения хороши, даже прекрасны.
Значит, она все продумала. Даже свой союз с Лайлой. Она продолжала говорить, не интересуясь его реакцией.
– Я уже представляю это в виде Requiem Concerto.
С момента смерти Макса прошло два часа, подумал Рик. Этот внутренний огонь разгорелся в рекордный срок.
– Думаю, это следует записать как концерт, а не как музыку для фортепиано, - продолжила Морин.
– Я почувствовала это, слушая игру Макса. За мелодией скрывалась так много, что он, очевидно, имел в виду оркестр.
– Как ты собираешься осуществить это?
– Мне придется отправиться в некое изгнание. Пожалуй, я поеду на юг, где я смогу успокоиться. Это будет нечто вроде ухода в монастырь.
Морин сумеет превратить свою идею в религию, подумал Рик. Несомненно, она найдет Первосвященника; из неё и Лайлы получится славная пара проповедников.
Ее следующие слова подтвердили его пророчество.
– Мне потребуется помощь высокообразованного профессионального музыканта. Чтобы записать партитуру и осуществить аранжировку, которую хотел
– И кто будет этим музыкальным гением?
– Конечно, Маззини. Он сейчас почти не работает, но идеально подойдет для этой работы. В конце концов он знал Макса в студенческие годы. Он идеальная кандидатура.
Рика снова охватило желание засмеяться, несмотря на то, что сегодня смех был неуместен. Морин была слишком последовательна. Трудно поверить, что человек способен вести себя в таком идеальном соответствии собственному характеру. Теперь она собиралась завладеть Максом (она не могла добиться этого при его жизни); она хотела осуществить это с помощью своего старого любовника. Получить права на Макса через Маззини. Прежние любовники не исчезают навсегда, они появляются вновь. В новом костюме. Или меняется марка пианино?
– Думаю, вы с Маззини будете работать на "Болдуине", а не на "Стенвее", - сказал он.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, - сухо заявила Морин.
– Я не могу объяснить.
– Ну конечно.
– Ты хочешь расстаться со мной? Вот что все это значит?
– Да. Я не думаю о разводе, во всяком случае сейчас. К тому же так будет лучше для твоего имиджа, если ты решишь заняться политикой. Развод это всегда такая морока. Мы будем просто жить раздельно, сохраняя дружеские отношения. Я хочу получать разумное пособие. О, не беспокойся, я не потребую у тебя огромных денег.
– Ты продумала все весьма тщательно.
– Я посвящаю себя важному делу. Я хочу создать Максу репутацию и одновременно подарить миру его музыку. Это не пустяк, Рик. Это весьма важно.
Глядя на её лицо, в котором появилась новая твердость, на её светящиеся глаза, он подумал о том, что она обладает безудержной, изощренной фантазией. Увидел неясный рисунок весьма непристойного гобелена, возникшего в её сознании. Мечту о гротескном, духовном оргазме. Все во имя искусства.
– Нам нет нужды объявлять о том, что мы расстаемся, - невозмутимо произнесла она.
– Для тебя будет гораздо лучше, если мы сохраним какой-то фасад.
Он слушал, с трудом сдерживая смех и испытывая облегчение. В его голове появилась дюжина идей. Он может продать загородный дом, перебраться в меньшую квартиру, отказаться от второй машины, зажить более спокойной, размеренной, дисциплинированной жизнью без сцен с криками и летающих пепельниц.
– Все это после похорон, - добавила она.
Похороны. Конечно, состоятся похороны. Он не подумал об этом. Он думал лишь о предстоящих беседах с полицейскими и собственном поражении. Господи, Морин в роли феникса, возрождающегося из пепла. Снова на гребне волны, в центре внимания. Невероятно!
Он услышал звук мотора приближающейся лодки и понял, что скоро здесь появится полиция. Морин с невозмутимым видом лежала на кровати, точно львица на могиле.
Как абсурдно, подумал он, глядя на жену, что мое сокрушительное поражение оборачивается её победой.
* * *
Прилетев назад в город и расставшись с Морин, готовившейся к новой карьере музыкального медиума, он захотел увидеть Реану.
Эта идея пугала его. Некоторым людям опасно стоять на крыше высокого здания и смотреть вниз; других гипнотизирует рев Ниагарского водопада; для третьих опасность заключается в конкретном человеке. Он избежал Поппи, но собирался подвергнуть себе большей опасности.