Уитни, любимая

Макнот Джудит

Она уже шагнула к гардеробной, намереваясь переодеться, но почему-то передумала. Направившись к конюшне, она окинула первого же конюха, осмелившегося преградить ей дорогу, таким взглядом, что тот почтительно отступил. Потом Уитни подошла к стойлу Хана, накинула на него узду и с трудом сняла седло с колышка. С каждой секундой мужества у нее все прибавлялось. В конце концов, никто из них не посмеет ее остановить. Ей удалось надеть на Хана тяжелое дамское седло лишь с третьей попытки, но она все-таки добилась своего.

Подтянув подпругу как можно туже и молясь, чтобы этого оказалось достаточно, она вывела коня и вскочила в седло.

Уитни каталась почти три часа. Уже через час она сильно устала, но не желала возвращаться. Клейтону, конечно, уже успели доложить обо всем, и гнев его будет ужасен.

Она ожидала очередной стычки, но не думала, что Клейтон будет дожидаться ее у конюшни. Он стоял, непринужденно опершись о выбеленный забор, и о чем-то беседовал со старшим конюхом. При виде мужа Уитни невольно сжалась от страха, зная, что спокойный, почти равнодушный вид – всего лишь маска, под которой бушует убийственная ярость, готовая обрушиться на нее.

Когда она проезжала мимо, Клейтон обманчиво небрежным жестом выбросил руку и ухватил поводья Хана, резким рывком остановив лошадь. В глазах блеснула уничтожающая злость, а голос был таким тихим и ледяным, что сердце Уитни сжалось.

– Слезай!

Уитни уже почти решилась вырвать поводья, развернуть Хана и умчаться куда глаза глядят.

– Попробуй только! Я предупреждаю… – прошипел он.

К собственному стыду и унижению, Уитни почувствовала, как загорелись щеки и затряслись руки. Она судорожно сглотнула и виновато протянула к нему ладони:

– Ты поможешь мне спешиться?

Клейтон грубо сдернул ее с седла.

– Как ты посмела ослушаться меня? – прорычал он и, больно впившись пальцами в ее плечо, потащил за собой под удивленными взглядами грумов и конюхов.

Уитни подождала, пока они отошли подальше и приблизились к черному ходу, прежде чем вырвать руку и стремительно развернуться.

– Ослушаться тебя? – повторила она. – Собираешься напомнить мне о моих обетах? Неужели… Хотите, чтобы я напомнила вам о ваших, милорд?

– Я хочу предостеречь тебя, причем только один раз! – угрожающе прорычал Клейтон. – Если хочешь, назови это советом.

– Будь мне нужен совет, – парировала Уитни, обдавая мужа зеленым пламенем глаз, – ты оказался бы последним человеком на земле, у которого я бы его попросила!

Она уже открыла рот, чтобы сказать еще что-то, но тут же передумала при виде его искаженного яростью лица.

– Попробуй еще раз не подчиниться моим приказам, и я велю запереть тебя в комнате, пока твое отродье не появится на свет!

– Уверена, что тебе именно этого и хотелось бы! – фыркнула Уитни, вне себя от вспыхнувшей ненависти к мужу за то, что посмел назвать ее ребенка отродьем. – Ты самый подлый, самый жестокий… негодяй

и лгун! Как ты посмел уверять, что любишь меня, и потом так поступать! И еще одно, милорд герцог, – добавила она, задыхаясь от гнева, – хотя это должно было оказаться для вас невероятным сюрпризом, так уж вышло, что от плотской любви появляются дети!

Клейтон был так поражен этим смехотворным «откровением», что не успел заметить мелькнувшую в воздухе руку Прозвучала оглушительная пощечина, и Уитни подняла голову с видом разгневанной богини.

– Ну же, не стесняйся, ударь меня! – вскричала она. – Хочешь причинить мне как можно больше боли, я не помешаю! Что это с тобой – потерял желание терзать меня? – продолжала издевательским тоном Уитни, не обращая внимания на бешено бьющийся в висках пульс. – Прекрасно, потому что я достаточно зла, чтобы не отказать себе в удовольствии еще раз дать тебе по физиономии!

Она широко размахнулась, но тут же охнула от боли в запястье, стиснутом его пальцами, словно клещами.

Заведя жене руку за спину, Клейтон дернул ее на себя.

– Ты прекрасная, лживая, хитрая самка, – взорвался он, – хотя бы раз за нашу позорную жизнь вместе скажи правду! Всего лишь раз. Клянусь, что спокойно приму любой ответ!

– Клянешься? – взвилась Уитни. – Так же, как клялся перед алтарем? Как клялся в этом доме никогда не причинять мне боли? Твое слово не стоит и…

– Этот ребенок мой? – бросил ей в лицо Клейтон, безжалостно сжимая пальцы.

Глаза Уитни становились все шире, пока не превратились в огромные зеленые озера; губы раскрылись в потрясенном неверии, столь убедительном, что на какую-то долю секунды Клейтон даже спросил себя, не произошла ли какая-то ужасная ошибка и не виновен ли он во всем сам?

– Твой ли он? Твой?! – повторяла она, все повышая голос, и неожиданно едва не рухнула ему на грудь. Плечи ее тряслись, как в ознобе. Слезы бессильной ярости душили ее.

Клейтон выпустил ее руку Ему хотелось оттолкнуть это стройное трепещущее тело так же сильно, как прижать к себе, и зарыться лицом в волосы этой восхитительной женщины. Но больше всего он мечтал о том, чтобы отнести ее в дом, положить на постель, вонзиться в теплую тугую плоть и забыть о боли и ненависти.

Уитни по-прежнему льнула к нему, схватившись за борта куртки, не поднимая головы и повторяя снова и снова:

– Твой ли он?

Клейтон сжал ее плечи, не грубо, но без всякой нежности, и отодвинул от себя.

«Она плачет, – думал он, охваченный непонятными угрызениями совести. – Плачет из-за меня».

Он отступил, и Уитни медленно подняла глаза. Она уже не плакала. Она смеялась! Истерически хохотала!

И, все еще смеясь, нанесла ему сокрушительный удар по лицу, от которого Клейтон пошатнулся и едва не упал, а сама вбежала в дом.