Указка
Шрифт:
И тут она как начнет меня колотить! И ногтями своими в глаза мне лезет! Чего она, думаю? Это потому что Генка пистолет мне не оставил? Да я тебя и без пистолета…
Только я хотел ей дать побольнее, как смотрю — Генка с мотоцикла упал. Еще и скорость набрать не успел. И тут я не понял ничего — то ли на него петлю накинули, вроде как ковбои в кино, то ли веревка эта поперек дороги была натянута. В общем, упал он, а мотоцикл дальше уехал.
А Паулина в это время меня как-то так схватила, что я тоже повалился. Смотрю, а это не Паулина. Это какой-то тип сбоку подошел. И только я встать хотел, а тип этот бац мне
Я это подумать успел, а он мне опять — бац! Тут Паулина вмешалась, за руку его ухватила.
— Погоди, — говорит, — это муж мой. Мы его сразу убивать не будем.
Тип этот, «пламя», спрашивает:
— А кого это я там веревкой поймал? Он из наших, что ли?..
— Потом разберемся…
Я смотрю — Генка без движения лежит. И мотоцикл в десяти шагах. Ну, думаю, только бы мне встать… Хотел обложить их всех, вместе с женой, рот открыл, а челюсть не слушается. Онемело все.
А жена встала надо мной и давай насмехаться:
— Все вы, русские, идиоты! Надо было тебе раньше задницей ворочать. Тогда бы и уехали вместе. А теперь мне и тут хорошо, с канадцами. Мы весь ваш Нью-Йорк на уши поставили, мы тут главные. Это мы мэра переизбрали. Теперь поедем президента переизбирать. А бумажку свою засунь…
Вот ведь, думаю! Единственное, что от старой Америки осталось, так это то, что они все время про задницу вспоминают.
Смотрю, а «пламя» автомат держит. Еще не навел на меня, смотрит на Паулину. Вроде как разрешения просит. Тут у меня в голове как взорвется что-то! Все мне ясно стало. И голос сразу прорезался, хриплый такой.
— Эй! — кричу. — Ты, наверно, за гаремом приглядываешь? И давно тебе все твои прибамбасы отрезали? Как оно тебе, с автоматом заместо этого дела? Часто вставляешь его себе?.
У него, у «пламени» этого, всю рожу-то перекосило. Автомат поднял, меня глазками сверлит. Стрелять-то он не может, потому как еще сказать чего-то должен, гадость какую-нибудь. Иначе получится, что он языком тоже работать не умеет, а тут Паулина смотрит.
— Ну, — «пламя» говорит, — ты медленно умирать будешь…
А я примерно представил уже, как у него автомат отобрать. Только бы он поближе подошел…
Тут как взвоет что-то! А это Генка к мотоциклу подполз, завел его и, изо всех сил ногой оттолкнувшись, прямо в канадца-то и врезался. Канадец, пока в воздухе кувыркался, пальнул вокруг из своего автомата, да и брякнулся мордой вниз. А Паулина тоже как взвоет! Смотрю, Генка ее схватил не поймешь за что, сам на мотоцикле дугу делает, а жену мою за собой по асфальту везет.
Тип этот, «пламя», без движения лежал. Я автомат схватил, глянул вдоль улицы. Там, далеко, кто-то уже факелы зажигает. Вроде как тревога.
Генка ко мне подъехал.
— Сейчас вовсю удирать придется! — кричит. — Садись!
— А жена? — спрашиваю.
— Ладно, — говорит, — я тут останусь. Потом выберусь как-нибудь. А ты ее увози. И сразу в консульство за визой…
Тут у меня челюсть-то как
— Козел ты! Зачем ты меня сюда привез? Чтобы я брата своего канадцам на съедение оставил? Поехали без нее!
Он ухмыльнулся, словно я глупость какую сказал.
— Тебе визу не дадут.
Ну, я как скажу ему:
— Плевать на визу. На кой хрен мне эта долбаная Россия нужна, если я подлецом окажусь? И что я тете Кате скажу, когда за ней в тюрьму приеду?
А Паулина, которая до сих пор якобы без сознания валялась, как вскочит и как завизжит:
— Сюда! Сюда! Меня русские изнасиловать хотят!
И побежала к факелам. Генка так побледнел, что я даже в темноте это увидел (фару он не включал). Ну, тут мы действовать начали. Вернее, я как столб с автоматом стоял, а Генка мотором взревел, догнал Паулину, выхватил пистолет и выстрелил. Она захрипела сразу, на бок шмякнулась и кататься давай по асфальту. Генка ко мне подъехал.
— Ну что, — говорит, — садись. Хватит раздумывать. Если что заметишь — пали из автомата.
И тут как начнется! Как мы по этому Бронксу петляли! Казалось, везде канадцы были. Правда, сознание у меня вроде как выключилось, я и не запомнил ничего. Помню только, что на каждом повороте я оглядывался и из автомата палил, как Генка и советовал.
Потом вроде оторвались. Мы как раз через пустошь ехали, где раньше Гарлем был. Канадцы еще постреляли нам вслед, да только мы в какие-то заросли нырнули, вроде чертополоха в человеческий рост. Генка прямо через колючки гнал. Автомат у меня из рук вырвало, я едва успевал лицо закрывать, а Генка все едет. Мне это надоело. Я как раз в эту минуту злиться начал, что с Паулиной у нас не вышло. Стал орать ему, чтобы он на ровную дорогу выезжал. Да куда там! Опять мотор все заглушает.
Тогда я Генку как пихну в бок. Ну, он сразу головой завертел. Спрашивает меня:
— Куда это мы едем?
— Я-то откуда знаю?..
Генка говорит:
— Погоди. Я тут, кажется, отрубаюсь потихоньку. Этот придурок-хоккеист в меня из автомата попал.
Он сбросил скорость, мотоцикл к куче какого-то хлама подвел. Свалились мы на эту кучу. Генка говорит:
— Сейчас, отдышусь — дальше поедем.
Я ощупал его — он мокрый весь. Вот ведь, думаю!
— Что же это, — говорю, — ты так с дыркой и ехал? Почему сразу не сказал?
А он отвечает:
— Я тебя расстраивать не хотел…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Андрей Иванович плакал.
Антоша сидел в уголке и глядел в стену.
Кабинетов заперся и не отвечал на стук.
Тоня Алексеевна пила лекарство от головной боли.
В редакции был поздний вечер. Евгений Викторович написал статью:
«Сегодня в редакции газеты „Наше слово“ произошло печальное и ужасающее событие. Как, разумеется, помнят наши читатели, газета проводила сбор средств на покупку лыжного набора для президента. Поздно вечером, уходя с работы, главный редактор Петр Кабинетов решил проверить, на месте ли деньги, которые в течение всего месяца приходили в редакцию со всей страны. Деньги исчезли! Следственные органы, прибывшие на место происшествия, располагают доказательствами, что кража — дело рук известного рецидивиста Старобабина.