Укок. Битва Трех Царевен
Шрифт:
— Почти.
— На еще одно.
— Ну-у, Ирка-а-а! — запищала девушка. — Это уже третье.
— Не рыпайся, мать! Терпи — атаманшей будешь! Кстати, у тебя когда первая помойка?
— В обед. В час. Третий этаж.
— Отлично. Успеваем! У меня в три, но тоже успеваем. Кстати, ты сегодня колдовала? Симоронила «на полочку»?
— Нет. Не успела. То есть забыла.
— Драть тебя мало. За уши. Значит, давай сейчас. Сначала надо позвать Симорон. Вот так: «Оу-у, Симорон! Оу-у-у… Симорон!»
Она провыла это голосом, которым на полуночном кладбище
— Оу, Симорон! Я иду к тебе… Нет, не так! О, Симорон, великий мой, я иду к тебе босой!
— Так я же…
— Не перебивай! Симорон, великий мой, я иду к тебе босой, и несу я… хлеб с собой. Есть?
— Да. Я завтрак взяла, как обычно, а то…
— Тихо! О, Симорон, великий мой! Я иду к тебе босой! И несу я хлеб пшеничный, чтобы взять мой лист больничный! Ну, давай вместе, блин, расселась тут…
Ирка толкнула ее локтем, забрала палочку от съеденного мороженого, швырнула в урну не глядя.
— Тебе ведь больничный нужен?! Вот…
«Полочка» рождалась на глазах:
За больничный дам тебе Два ведра носков х/б, Девять сотен тараканов И коробку листов банных! Семьсот семьдесят ежей…— …и охотничьих пыжей! — робко вставила Людочка, за что получила еще один толчок локтем:
— Забыла! Количество!!!
И пять пьяных сторожей; Бочки две вареной репы, Пару гетманов Мазепы…— А это тоже неправильно! — восстала Людочка. — Мазепа один. И то давно умер…
— Восковых фигур из музея мадам Тюссо, дура! Ты давай, мозгой шевели! Подключайся!
Три коробочки ирисок И контейнер грязных мисок! Два гектара чернозема…— И Брокгауза два тома! — вставила Людочка.
— Маладэц! Возьми конфетку в ящике… Так держать! Дальше! Не расслабляться!
Шесть свиных котлет на блюде, Пусть больничный был для Люды! Десять ящиков кальмаров, Два альбома тебе марок, Сорок трезвых в дым ментов И словарик на сто слов…Людочку это тоже завело. Она подскакивала на скамейке, расправляясь с последним, как она надеялась, эскимо.
— Пять кульков тушеной свеклы! — выкрикнула она радостно. — И корзину ниток
— …и полцентнера дерьма, — закончила Ирка. — А что еще со слоном в нагрузку? Браво, милочка!
Три доски от голубятни, Один старый драный ватник! Долбоглюков семь мешков, Один час счастливых снов, Ползатяжки косячка И живого мужичка…— Не скромничай! — прокомментировала подруга. — Тебе не мужичок нужен, а Принц, не забывай! Ты же Царевна! Ну, чтоб закончить, чтоб полочка заполнилась…
— Три кило амфетамина, — бодро откликнулась Людочка, — и кило целебной глины!
— Дам я сладких те слюней, токо не забудь о ней! — закончила Ирка. — Уф! Ну, ты ему «полочку» заполнила.
— А разве можно от третьего лица?
— Ну, это же наша совместная молитва. По вере и воздастся. Обеим… Ладно, пойдем. Терапевт уже принимает.
Они покинули скамейку и пошли по узорчатому ковру дорожки, пробитой сверху квадратами света. Шагали и мурлыкали: «Оу, Симорон, я иду к тебе босой…» Внезапно Ирка схватила ее за руку:
— Стой! Во-первых, съешь вот это.
И она подала ей что-то похожее на мятный леденец.
— Что это? — спросила Людочка, принимая угощение в худую ладонь.
— Мятный леденец, — без тени улыбки ответила подруга.
Людочка бросила в рот леденец и ощутила, как он шрапнелью взорвался у нее во рту. Перечный жар рванулся в глотку, будто бы ей в горло брызнули из баллончика, которым отпугивают насильников. С визгом Людочка бросилась в кусты, насилу выплюнула леденец, успевший прилипнуть к нёбу. Когда она выбралась оттуда, кашляя, чихая и отплевываясь, Ирка стояла и коварно улыбалась.
— Ты, Ирка… кха-кха! Я тебя ненавижу просто! Уйди!
— Ну прости… — Подруга утешающее погладила ее по костлявому плечу, обтянутому единственным выходным платьем, белым в синий горошек. — Ну Ян-цыфань это…
— Что?!
— Ян-цыфань. Китайский перечный шарик. Они его в салат хэ добавляют, для остроты. Зато знаешь, какое у тебя сейчас горло красное будет! Офигеть!
— Ну… ну! Тьфу на тебя! Хоть бы предупредила!
— Щаз! Ты бы тогда точно и в рот его не взяла… Стой!
— Что еще?
— Симорон великий мой, я иду к тебе босой, — процитировала Ирка, ухмыляясь. — Снимай давай. Клади сюда.
Людочка растерялась. И босоножки, которые она приготовила к посещению поликлиники, тоже были единственные, парадные. Еще мамины, восьмидесятых годов, с квадратным носом и квадратным же каблуком, на ремешочке. Если бы не потрескавшийся, облупившийся лак, они были бы в этом сезоне самыми модными. Девушка несмело вышагнула из туфель.
— Разве можно… в больницу в таком виде?!
— Если так в ночных клубах танцуют, то почему в больницу нельзя? — резонно возразила подруга и засунула обувь в черный мешок. — Все! Клиент готов. Пошли!