Украденная невеста

Джойс Бренда

Тема была безопасной.

— Ты знаешь этот корабль? — Она не смотрела в его сторону.

Пробка вылетела с хлопком, прозвучавшим особенно громко в маленькой комнате.

— Девлин два года назад захватил его у французов. Тридцатидвухпушечный, с хорошим вооружением. Завтра пойду взгляну.

Она забеспокоилась.

— Но какое тебе дело, сколько у него пушек? Тридцать две или девять?

Он посмотрел и отвел глаза.

— Меня это касается, думаю, сможет ли он догнать корабль,

на котором я поплыву.

У нее снова внутри все сжалось.

— Ты уже заказал место на рейс до Америки?

— Как я могу это сделать? — Он удивленно посмотрел на нее. — Сначала ты должна вернуться домой. — Он налил вино в две кружки, потом спохватился: — Я забыл, ты не пьешь вина.

— Оставь, я выпью. — Ей было просто необходимо выпить, возможно, это поможет снять напряжение. Она помнила эффект от выпитого вина в тот вечер, когда целовалась с Питером на террасе.

Он протянул ей кружку, руки их соприкоснулись.

И сразу возникло воспоминание, как совсем недавно, во сне, он прижал ее к себе, какими нежными и мягкими были его губы. И ее потянуло к нему непреодолимо, с этим трудно было справиться.

Он отвернулся и, закинув голову, пил свое вино. Эль так и не дотронулась до своего и поставила кружку на стол.

— Я думала об этом.

Он посмотрел на нее, не понимая, о чем она.

— О чем ты думала?

— Я думала, что тебе надо покинуть страну прежде, чем я вернусь домой. Я должна знать, что ты в безопасности.

— Об этом не может быть речи, — решительно возразил он и сердито, одним глотком, опустошил кружку.

— Наша дружба и отношения, может быть, и изменились, — спокойно продолжала она, — но ведь мы были с тобой близкими друзьями, даже больше. Ты всегда был моим героем. И я в долгу перед тобой. Сколько раз ты спасал мою жизнь, пока мы росли вместе? Я не могу бросить тебя здесь, мне не позволит моя совесть.

Он посмотрел на нее долгим, проникающим прямо в душу взглядом.

— Ты ничего не должна мне, Эль… Элеонора. Я не смогу жить, если с тобой что-нибудь случится из-за меня.

— Ты и сейчас не можешь жить, тебя что-то мучает, — осмелилась она затронуть больную для него тему. — Шон! Скажи, что это?

Он вздрогнул.

Она испугалась, но продолжала упрямо:

— Что могло случиться такого в твоей жизни, что ты теперь винишь себя и, возможно, даже ненавидишь. И почему ты так изменился? Где тот человек, которому я доверяла и которого любила?

— Нам надо поесть. Ешь! — Он сел за стол, наклонился над тарелкой и стал жадно есть, отправляя в рот кусок за куском.

Кажется, она задела его за живое, нащупала больное место, но так и не смогла выяснить причину. Он в это время расправился почти со всей своей огромной порцией еды. Ее переполняли жалость

и сострадание. Она никогда не видела, чтобы человек ел с такой жадностью и такой скоростью, разве что дикие голодные собаки.

— Шон, я больше не стану выпытывать у тебя, что с тобой произошло, — прошептала она, — ешь спокойно.

Вилка застыла у его рта. Он отложил ее и перестал есть. Потом взглянул на Эль с беспокойством.

— Прошу тебя. — Она попыталась улыбнуться и бессознательным движением погладила его плечо, но спохватилась и быстро убрала руку.

Он снова поднял вилку, и вдруг она услышала:

— Ты всегда шпионила. Подглядывала. — И уставился взглядом в стол. Или в прошлое. Потом лицо его смягчилось. — Ты была невыносима. От тебя ничего нельзя было скрыть.

— Я не хотела быть такой надоедливой. Просто испытывала потребность всегда быть рядом.

— Ты была невозможна… — повторил он.

Оба молчали. Кажется, он вспоминал прошлое, она так надеялась на это. Несмотря на все обстоятельства, странные и ужасные, она хотела бы больше всего на свете вернуть прежнего Шона.

Наконец она прервала молчание:

— Но ты всегда приходил мне на помощь, несмотря на мое надоедливое преследование, и спасал мне жизнь не один раз.

Он издал странный звук, отдаленно напоминающий смех.

— Это правда.

— Помнишь, как ты запретил мне идти на озеро, потому что всю неделю лил дождь. Я не послушалась, как всегда.

Он взглянул на нее:

— Ты никогда не слушалась.

— Я запуталась в водорослях и стала тонуть, но ты нырнул и вытащил меня. Мне было восемь или девять.

— Десять, — поправил он, — десять, потому что мне было шестнадцать.

— Как я могла забыть? Конечно, в Адере тогда появилась новая гувернантка, блондинка, очень красивая, и ты в тот же день оказался в ее постели.

Он посмотрел на нее внимательно, что-то изменилось в его взгляде. Ей вдруг стало жарко, сердце забилось от этого внимательного мужского взгляда.

— Я помню, она была стройная и очень высокая. Слишком высокая.

Он опустил ресницы.

Она стала осторожно разглядывать его лицо.

— И в то лето ты был влюблен в леди Селию, она была намного старше и…

— Ты ничего не ешь, — напомнил он.

Она вспомнила, как он танцевал на летнем балу с Селией, и она подглядывала за ними ревниво, но они ничего не замечали, увлеченные друг другом.

— Ты был влюблен?

Он пожал плечами:

— Я всегда был влюблен… Но эта любовь была недолгой.

Глаза его заблестели от воспоминаний.

— Значит, это была не любовь. Настоящая любовь никогда не умирает.

— Мне было всего шестнадцать. — Он снова хрипло засмеялся.