Украденная роза (Соблазненная роза)

Филлипс Патриция

Знакомый флаг развевался над замком точно так же, как в день отъезда Генри. Это его дом. Сердце Генри наполнилось гордостью при виде этих бескрайних просторов. Мощный замок высился среди скал и полей, точно огромная хищная птица, охраняющая свою добычу. В переметной суме у Генри лежал туго свернутый пергамент с гербом Розамунды. Монашек чудесно преобразил неуклюжий набросок Генри. Теперь требовалось только одно: отдать это сине-бело-золотое диво какой-нибудь искусной вышивальщице, чтобы та вышила герб шелком. Но Генри не хотел ждать вышивки, он вручит Розамунде подарок сегодня же… При мысли о том, что ему предстоит рассказать ей про признание

сэра Исмея, Генри стало не по себе…

Что она скажет в свою защиту? Однако что бы она ни сказала, он любит именно эту, живую Розамунду, а не ту, за которую она себя выдавала.

Чем ближе они подъезжали, тем больше расправлялись плечи лорда Рэвенскрэгского. Пренебрегая болью, он гордо выпрямился и поскакал к замковому мосту. Ординарец, ехавший впереди, держал в руке флаг, который наверняка уже увидели дозорные на стене.

Генри помахал стражникам на ближайшей башне, и те ответили хозяину приветственным салютом. Он услышал скрежет цепей – спускали мост. И уже через несколько минут по деревянному настилу застучали конские копыта. Снег осыпал цоколи стен, плел белые узоры на черепицах крыши.

Сердце Генри забилось от радостного предвкушения: сейчас он увидит ее, свою милую Розамунду. Скорее бы сжать ее в объятиях. Чем ближе он подъезжал к замку, тем меньше его волновало ее прошлое. Ее тайна, видимо, мало кому известна. Наверняка о ней знал Хартли, который всегда и везде неотлучно находился при своем хозяине. Стало быть, двое, кроме Генри и самой Розамунды, и оба эти человека уже покоятся в могиле.

Низко нависшие серо-стальные облака обещали долгий снегопад. Он взглянул на башню, пытаясь разглядеть в окне Розамунду, и с невольной грустью и стыдом вспомнил, как она пряталась от него в день их расставания, не захотев даже проститься. Боль и обида заставили ее отшатнуться от него. Но теперь прошло так много времени, она, наверное, успела пережить оскорбительное для нее открытие. Генри надеялся, что она уже готова простить и забыть… и он тоже.

Вот она! Он видел, как она выбегает на стену, спустившись с северной, затененной облаками башни, как мелькает из-под темной меховой накидки лавандового цвета подол. Генри, стиснув зубы от боли в плече, настолько сильной, что лоб его покрылся испариной, слез с коня. А она уже мчалась к нему, точно весенний лучик среди тусклого мрака. Он протянул ей навстречу руки, и она влетела в его объятия, так стремительно, что он даже покачнулся.

Генри крепко ее обнял, и с милой головки упал капюшон, открыв… густую волну рыжих прядей. Женщина, которую он прижимал к своему сердцу, была Бланш Помрой!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Генри устало поднялся за свой стоявший на возвышении стол, слушая вполуха фальшиво-горестные причитания Хоука, который к его великому изумлению, заправлял хозяйством вместо Тургуда. У Генри просто в голове не укладывалось, что его верный управляющий, пребывавший столько лет в полном здравии, мог смертельно захворать. Он был безмерно тронут и безмерно благодарен Розамунде и слугам, которые с такой отчаянной смелостью защищали его замок… Он понимал, что Розамунда рисковала только из любви к нему, ибо знала, как сильно он дорожит своим родным гнездом и этой землей… Но он не мог понять: почему и зачем она уехала. Гнев, который он ощутил, узнав о вероломной выходке сэра Джона, этого вконец спятившего старика, быстро сменился горечью и душевной болью, усугубившими прочие разочарования.

Устав

от нудных жалоб Хоука, Генри отослал его прочь, сказав, что самые важные проблемы будет решать завтра. Ибо как только он обнаружил, что Розамунды нет, на него разом навалилась вся усталость от многомесячного похода, от сражения и незаживших ран… Он просто не в состоянии был во что-то вникать. Его силы поддерживала исключительно мысль о встрече с Розамундой, а без нее не имело никакого смысла бодриться и себя пересиливать. Чувствовал он себя чертовски отвратительно и выглядел, вероятно, так же.

Выпей, любовь моя, – проворковала Бланш, протягивая ему кубок с вином, которое подсластила медом. Однако Генри чуял, что кроме меда она добавила туда какие-то свои зелья. Генри и так готов был разнести от досады все и вся, не хватало ему еще ведьминских фокусов Бланш… Генри приказал молодому слуге подать другой бокал и наполнить его. Бланш надула губки, но возражать не посмела. Генри между тем приметил, что сама она вино с медом даже не пригубила. Бланш была в сиреневом – цвета лаванды – платье с очень низким вырезом, поверх которого она надела прозрачную накидку. На рыжих высоко зачесанных кудрях красовался пурпурный, расшитый серебром тюрбан. Будь Генри в ином настроении, он нашел бы ее чертовски привлекательной, но теперь столь очевидные попытки соблазнить его вызвали у него только раздражение.

Полуприкрыв свои длинные зеленые глаза, Бланш тайком за ним наблюдала. Весь аж почернел от усталости, но это дело поправимое. Главное, что его сучки нет, – где-то разъезжает, – вот это действительно подарок судьбы, никто не помешает Бланш теперь оплести его.

– Никак не пойму, чем ты недоволен? – спросила она, когда Генри отшатнулся от ее руки, ласкавшей его пальцы.

– Не поймешь? Что ж, придется объяснить, – угрюмо, сдвинув брови, сказал Генри. – Я устал как сто чертей, трясясь в седле по дорогам, торопился, как мог, чтобы меня не сцапали враги. Это не все: я еще накануне рубился с ними – настоящее кровавое пекло… На пути от Ладлоу до Рэвенскрэга я лишился половины своих солдат. Но вот я наконец дома. И что же я тут вижу? Тургуд болен, вместо него этот нытик Хоук, Розамунда исчезла, а ты изо всех сил изображаешь из себя леди Рэвенскрэг. Так чем же я, по-твоему, должен быть доволен?

Бланш, искусно притворившись разобиженной, упрекнула:

– Тебе бы радоваться, что я здесь, помогаю управиться с хозяйством, раз уж твоя жена тебя бросила.

– Если бы она хотела меня бросить, то вряд ли стала бы рисковать собой, спасая мою крепость.

– А почему же ее нет в этой твоей крепости?

На это Генри ничего было ответить, и он принялся хлебать ложкой суп, наслаждаясь крепким мясным ароматом. Хоть этим его порадовали – вкусной едой.

– Почему ты не хочешь признать правду: она бросила тебя! Она никогда не любила тебя так, как я люблю. Наверху спят твои дочь и сын, а я здесь, за твоим столом, стараюсь, как могу, тебе угодить.

– Замолчи, Бланш. Я ведь не просил тебя, чтобы ты мне угождала. – Он с сердцем отодвинул в сторону пустой кубок. Слуга тут же подошел, чтобы сдобрить стоявшее на подносе жаркое горячей подливой.

– Да, но кто-то должен был тебя встретить, – ввернула Бланш.

– У меня хорошо вышколенная прислуга, они и сами бы управились. Мало мне, что в замке пасется твой племянничек Хоук – хорош управляющий, нечего сказать, – теперь еще и ты тут. Небось, плетете какой-нибудь заговор…