Украденное счастье. Цветок на камне

Бекитт Лора

Впервые за долгое время Асмик подумала о Вардане. Почему она ушла в Исфахан, не повидавшись с ним? Ведь он был отцом Сусанны и тоже очень любил девочку. Она принесла этому человеку только несчастье. Как и всем остальным.

Она не собиралась жить, но Камран спас ее от смерти и выходил. Разумеется, желая получить награду.

Его вещи и оружие валялись на полу. Асмик поднялась, нашла кинжал, приставила острие к его горлу и держала так, пока он не открыл глаза.

Камран догадался о том, что Асмик все вспомнила, но не потому,

что она собиралась вонзить ему в шею кинжал, а потому, что у нее был другой взгляд — взгляд женщины на десяток лет старше той девушки, какую он видел вчера.

Он был безоружен, но он был воином, а потому мог легко выхватить у нее кинжал, однако же не стал этого делать, дабы не лишать себя надежды на ее доверие.

— Ты хочешь меня убить? — спокойно произнес Камран, не сводя с нее глаз.

— Да.

Она была очень красива — правильные, строгие, тонкие черты, казалось, неподвластные ни горестям, ни времени, и беспредельная глубина взгляда. Матовый цвет лица придавал ей сходство со статуей, тогда как волосы были черны как ночь.

От внезапно нахлынувших чувств у Камрана перехватило дыхание. Он пошевелился и едва не напоролся на острие.

— Почему?

— Ты меня обманул, — сказала Асмик. — Ты знал, что со мной случилось, и притворялся.

— Я никогда тебя не обманывал. Я не виноват в том, что в моей памяти ты осталась наивной и беззащитной шестнадцатилетней девушкой. Я полюбил тебя такой, моя Жасмин, но я люблю тебя и такой, какой ты стала, и мечтаю о том, чтобы ты тоже меня любила.

В течение восьми лет она желала услышать именно эти слова. Но сейчас они не имели никакого значения.

— Отныне я не способна любить.

— Мне казалось, прежде ты меня любила, — осторожно промолвил Камран и получил ответ:

— Тебя любила другая Асмик, которой больше не существует. Мое сердце — глиняный сосуд, упавший с высоты и разбившийся о землю.

— Человеческое сердце прочнее, чем ты думаешь.

Она усмехнулась, и эта усмешка показалась ему жуткой. Перед ним в самом деле сидела совсем иная женщина.

— Ты не знаешь о том, что случилось. У меня было двое детей, и они погибли во время землетрясения. Старший ребенок, мальчик, был твоим сыном, я зачала его в нашу первую и единственную ночь. Его звали Тигран, как и моего отца, и я окрестила его в нашей церкви. А еще дочь, которую я родила от другого мужчины.

Лицо Камрана исказилось от невыносимой боли.

— Мой сын?! Ты… ты говоришь, что он… погиб?!

— Я не знаю, насколько тебе тяжело это пережить, — прошептала Асмик, — но я… во мне не осталось места для иных мыслей. Даже самые радостные воспоминания о прошлом причиняют мне боль. Я думаю о платьях, которые носила Сусанна, о том, какие слова она произносила, о ее смехе, похожем на звон колокольчика. Однажды Тигран принес мне из леса целую пригоршню ягод — они были холодными и мокрыми, как и его руки, но взгляд моего сына излучал тепло и радость. Теперь

мои дети одни, и я тоже. Я не покончила с собой, потому что, если я это сделаю, мы никогда не встретимся.

Заметив в глазах Камрана слезы, которые он не пытался скрыть, Асмик в бессилии опустила кинжал.

— Моему сыну было известно обо мне? — спросил он, хотя уже знал ответ.

— Нет. Я ему не рассказывала.

— Почему?

— Тебе не были нужны ни я, ни сын, потому что ты не приехал в Луйс.

— Я приезжал, — тихо ответил Камран. — Весной я не смог вырваться из Исфахана, и это случилось осенью. Я встретил в лесу человека, который сказал, что ты уехала из селения. Он ни словом не обмолвился о ребенке, зато говорил, что ты меня возненавидела.

Асмик вздрогнула. Вардан! Конечно, это был он. Он мечтал, чтобы она принадлежала только ему, и распорядился ее счастьем согласно своему желанию и воле.

— Тот мужчина, от которого ты родила девочку, был твоим мужем? — спросил Камран.

— Нет. Я не выходила замуж. У него была своя семья.

— Ты его любила?

Асмик долго молчала, потом ответила:

— Нет. Я любила и ждала тебя. Теперь это осталось в прошлом. Больше нас ничего не связывает.

Камран сел рядом с женщиной и обнял ее окаменевшие плечи.

— Мы оба оказались обманутыми, оба потеряли сына. Не лучше ли попытаться пережить это вместе? Ни одну из человеческих жизней Бог не пишет только черными красками. Я верю в это, несмотря ни на что. Ты — моя единственная любовь, и я хотел подарить тебе весь мир. Теперь я понимаю, что это невозможно, и все же… Когда-то ты совершила ради меня немыслимое, и теперь я намерен сделать то же самое ради тебя. Я отрекусь от прошлого, от тех людей, бок о бок с которыми прожил минувшие годы, если угодно — даже от своей веры. Ты хочешь этого, Жасмин?

Асмик размышляла. В ее душе чудовищным цветком расцветала жажда мести; женщина вспоминала слова матери, Сусанны Агбалян: «Никто не взялся за оружие, не попытался отомстить! Убийство не всегда зло, если убиваешь врага. Я бы с радостью уничтожила убийц своего мужа и сыновей, вонзила бы нож в тело любого араба, который посмел бы переступить этот порог!»

— Я желаю только одного, — ответила Асмик, — бороться с теми, кто лишил меня семьи, отнял будущее, завоевал эту страну, кто казнит нас за нашу веру.

— Но такая борьба влечет за собой убийство, кровь.

— Знаю. Именно этого я и хочу.

— Ты — женщина, ты не умеешь и не должна сражаться!

— Я научусь. Ты меня научишь. Если желаешь остаться со мной, если я в самом деле тебе нужна.

Услышав слова Асмик, Камран похолодел. Но он дал слово, он любил ее больше жизни и горевал почти так же сильно, как и она. А еще — не мог допустить, чтобы она погибла. Дороги назад не существовало. Дорога вперед была страшна и трудна, как все, что делается вопреки любви, милосердию и прощению.