Украденное счастье. Цветок на камне
Шрифт:
Мужчина замер. Выхода нет: надо рассказать Асмик правду. Но как?! Оживит это ее или убьет?!
Он вернулся в лагерь. Асмик сидела на большом камне и расчесывала волосы. В такие минуты Камран обожал наблюдать за плавными движениями ее рук, расслабленной позой, задумчивым лицом, за тем, как она склоняет голову набок и медленно водит гребнем по длинным, струящимся прядям. Эти драгоценные мгновения были одними из немногих, когда она представала перед ним женщиной, той женщиной, которую он полюбил и не чаял вернуть обратно.
В
— Нам нужно поговорить.
Асмик кивнула. Она встала и откинула волосы назад — они покрыли спину черным блестящим плащом.
— Хочешь отойти?
— Да.
Женщина молча выслушала его. В ее лице не было ни кровинки. Она прижала руки к груди, будто стремясь удержать сердце, которое рвалось наружу.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Камран.
— Я? — испуганно промолвила она, будто очнувшись от тяжелого сна. — Не знаю. Мне страшно. Нам нужно пойти туда! Куда они нас зовут?
— Они описали место, но я не понял, где это.
— Прочти.
Он выполнил ее просьбу. Асмик покачала головой.
— Не знаю. Надо позвать Асета.
— Ты думаешь, мы должны кому-то об этом рассказывать?
Женщина посмотрела на него с укоризной.
— Эти люди — наши братья. Без их помощи нам все равно ничего не сделать.
«Мне они не братья», — с горечью подумал Камран. В этом случае он предпочел бы действовать один, но спорить с Асмик не хотелось.
Выслушав описание, Асет сказал:
— Это место находится неподалеку отсюда. Там две скалы, а между ними пропасть. По-видимому, они будут стоять на одной стороне, а мы — на другой. Что им от нас нужно?
Пока Асмик говорила, Камран напряженно размышлял.
— Тебе не кажется, что это ловушка? — спокойно произнес Асет, обращаясь к женщине.
— Я думаю, они говорят правду, — заметил Камран.
Асет метнул в его сторону уничтожающий взгляд, но ничего не сказал.
— Разве такое возможно? — вымученно и жалко промолвила Асмик. — Ведь Тигран…
— Тогда откуда они знают его имя?
— Могли узнать у жителей Луйса.
— Они хотят показать нам мальчика. Думаю, ты сразу узнаешь своего сына.
— Неужели мой сын жив! — в смятении прошептала Асмик и разрыдалась. Она не стеснялась Асета, хотя прежде не проявляла на людях никаких чувств. Камран тоже не стал таиться: нежно обнял Асмик и прижал к себе. Сколько раз он мечтал об этом моменте, как сильно ему хотелось увидеть ее слабой! Но сейчас это было слишком горько и жестоко.
— На свете все возможно, Жасмин. Вполне вероятно, что это не чудеса.
На ее губах появилась слабая улыбка, а в глазах — надежда.
Увидев это, Камран произнес то, чего не осмеливался произнести раньше:
— Разве ты видела трупы своих детей?
— Я видела, как обрушился наш дом, я нашла косынку Сусанны!
— А если их там не было? Если они успели убежать?
— Я
— Тогда все было спокойно. Но когда началось землетрясение… Не думаю, что твой… — Камран помедлил, ему очень хотелось сказать «наш», но его стесняло присутствие Асета, — сын настолько глуп, чтобы ждать, пока на него и сестру упадет крыша!
Асмик вновь зарыдала.
— Если… если эта последняя, самая безумная надежда окажется бессмысленной, мне останется только умереть!
— Мне тоже, — просто произнес Камран.
Асмик повернулась к Асету:
— Что нам делать?
Мужчина не медлил ни минуты.
— Мы должны идти туда.
— Вы пойдете со мной? — спросила женщина.
Асет усмехнулся. Его обычно холодные глаза были полны тепла и света.
— Ты была с нами все это время, дочка, с чего бы вдруг мы должны бросить тебя?
Остаток дня Асмик провела в одиночестве. Ни с кем не разговаривала, сидела, обняв колени и положив на них подбородок. Она слушала убаюкивающий шелест травы и думала. А Камран смотрел на нее издали и представлял, как бьется ее сердце, — звук, перед которым для него затихали все шумы мира.
Он понимал, что Асмик думает о возможной ошибке, своей оплошности и вине, вновь вспоминает прошлое, в которое так боялась заглядывать и которым жила. А Камран размышлял о том, чего потребуют арабы в обмен на Тиграна, если он и впрямь находится в их руках.
Вечером Асет коротко объяснил людям, куда и для чего они поедут утром. Возражений не последовало. Многие из этих суровых мужчин сами потеряли семьи. Глядя им в глаза, Асмик понимала: возможно, они ждут, чтобы она рассказала им больше, чем они знали, поведала о своих чувствах. Но она молчала, потому что происходящее казалось ей нереальным. А еще потому, что все эти годы она принимала близко к сердцу только свое горе и думала лишь о себе.
Разумеется, окружающие считали иначе. Асмик перевязывала их раны, выслушивала их истории, а если на их глазах появлялись скупые слезы, могла утешить даже не словом, а взглядом. Вместе с ними она мужественно выносила недосыпание, усталость, холод зимних ночей. Она спешила на помощь тем, кто бедствовал, и если б Асет и другие мужчины узнали, что она делает это ради себя, они бы не стали ее осуждать.
— Все это время я думала о себе. Только о себе, — призналась Асмик Камрану, когда они шли к обрыву, и он ответил:
— Главное, чтобы ты думала о себе именно сейчас.
И вот она стояла на скале — залитая лучами восходящего солнца, напоминающая медное изваяние. Гигантский красный шар вынырнул из-за серых скал, и пятна бликов усыпали землю, словно лепестки роз.
— Спрячься за камнем. Посмотри, Тигран ли это, но ни в коем случае не подавай голоса, — прошептал Камран.
Асмик порывисто повернулась к нему; от ее трепетного, живого взгляда у него защемило сердце.