Украденные ночи
Шрифт:
Еще он возил меня кататься верхом на Роттен-Роу. Мама считала, что я должна освоить верховую езду, и я начала посещать уроки в местной школе, где училась этому мастерству в компании своих сверстников. Когда я обрела достаточную подготовку, то стала выезжать на прогулки с Тоби. С ним было интересно, за исключением дней, когда он вновь принимался тосковать по сцене. Что касается его панегириков моей маме, то я их охотно выслушивала, потому что была целиком и полностью с ними согласна.
С Тоби связаны самые приятные воспоминания о годах моего детства.
Мы много читали вместе, и хотя
Тоби учил меня радоваться жизни. По его мнению, самый главный навык заключался в умении приспосабливаться.
— Если ты не можешь получить желаемое, научись обходиться без него и найди ему замену, — часто повторял он.
Я оспаривала эту точку зрения, доказывая, что это позиция слабого человека. Я была уверена, что желаемого надо добиваться всеми силами.
— Это может затрагивать интересы других людей, — напоминал он. — К цели нельзя идти по головам.
В то время он, несомненно, был моим наставником.
Я пыталась применять его наставления к своей жизни. В периоды отдыха, когда мама ожидала поступления очередного предложения, она много времени проводила дома. Первое время возможность часто видеться с ней приводила меня в восторг, но затем я начинала понимать, что этот человек очень отличается от того, которого я привыкла видеть лишь урывками. Она впадала в уныние, и все чаще я слышала, как она кричит на Мег, а Мег кричит в ответ: «Еще одна такая выходка, и только вы меня и видели!» Мег никогда не давала ей спуску, но она не принимала эти ссоры всерьез.
— Штормовое предупреждение, — подмигивала она мне, и я понимала, что лучше мне держаться подальше.
К нам в дом приходили разные люди. Они приносили маме сценарии. Она читала эти сценарии и решала, подходит ей та или иная роль, или нет. Постоянным гостем был и Том Меллор, ее агент. Иные сценарии вызывали ее безудержный гнев, потому что предлагаемые роли были недостаточно хороши. Взъерошенные авторы, самоуверенные постановщики, актеры разных степеней известности — все они нескончаемой процессией шли через наш дом.
Однако вдруг это все заканчивалось, и она вновь бралась за работу. Дом пустел, и в нем воцарялась тишина. Иногда это действовало на меня угнетающе.
Тогда Тоби брал меня на прогулку, и мы шагали по Шафтсбери-авеню, один за одним минуя театры, пока наконец не останавливались у того, в котором играла она. Мы восторженно пялились на афишу, в верхней части которой огромными буквами красовалось ее имя Айрини Раштон.
При мысли о том, что Айрини Раштон — моя мама, меня распирало от гордости.
Однажды мы с Тоби зашли в «Кафе Ройял». С его помощью я убедилась в том, что кроме нас в нем обедают многие лондонские знаменитости. Впрочем, мое приподнятое настроение вдребезги разнесло внезапное появление мамы об руку с блеклым джентльменом в невероятно ярком шейном платке и при монокле. «Знатный господин, — сообщила мне Мег, когда я описала ей блеклого джентльмена. — Лорд Ламми или что-то в этом роде. И как она могла выскочить за этого Ральфа Ашингтона? Ума не приложу!»
— Я… я думал, Сэйре будет интересно, — покраснев до ушей, пробормотал
— Это не место для… ребенка! — возмутилась мама.
С этими словами она подняла голову и покинула кафе под перешептывания посетителей.
— Это Айрини Раштон.
— Та самая Айрини Раштон?
— Ну конечно! Бесподобна, не правда ли?
Ее недовольство погрузило Тоби в глубокую меланхолию, и в следующий раз, увидев ее, он тут же извинился. Я же не могла понять, что тут такого. Тоби приучил меня анализировать все, происходящее вокруг, и я всегда пыталась найти ответы на возникающие у меня вопросы. Но ответы, приходящие в мою голову в этот раз, мне самой казались недостойными. Один заключался в том, что Тоби явно нравилось мое общество. Когда она вошла, мы хохотали над моими первыми попытками попробовать шампанское. Ей не понравилось то, что он может так веселиться в обществе другой представительницы слабого пола, пусть и ее собственной дочери. Другое объяснение состояло в том, что ей не хотелось, чтобы я становилась взрослой, а мое появление в «Кафе Ройял» свидетельствовало именно об этом. Она так переживала по поводу собственного возраста, что на несколько лет решила задержаться на отметке в двадцать шесть лет.
Это заставило меня иначе взглянуть на нее и на себя. Я поняла, что скоро она начнет меня стесняться.
В ответ на извинения Тоби мама расхохоталась.
— Я очень благодарна тебе за то, что ты за ней присматриваешь, — ответила она. — Надеюсь, тебе это не слишком скучно.
— Что вы! — взволнованно возразил Тоби. — Напротив, мне очень интересно.
На этом проблема была исчерпана.
— Итак, Сиддонс, ты начинаешь появляться в обществе? — заметила она позже. — Что ж, малыш Тоби — вполне безобидный кавалер.
Безобидный! Это прозвучало очень уничижительно. Да еще и малыш! В Тоби было добрых шесть футов росту. Я любила подтрунивать над его долговязостью.
— А я на твоем месте поспешил бы немного подрасти, — смеясь отвечал он. — У меня уже спина болит от необходимости к тебе наклоняться.
Только когда это чудесное время осталось позади, я осознала, как тогда была счастлива. Мне предстояло часто вспоминать уроки Тоби и спрашивать себя, почему люди не ценят того, что имеют. Я объясняла это противоречивостью человеческой натуры. С другой стороны, возможно, мы просто склонны идеализировать прошлое.
Тем не менее мое прошлое, вне всяких сомнений, было счастливым. Меня волновала увлекательная театральная жизнь мамы и радовали те дни, когда ей удавалось уделить мне немного времени; меня забавляли язвительные реплики Мег относительно жизни в целом и привычек мамы в частности. Я искренне веселилась, видя поджатые губы Джанет, то и дело изрекающей мрачные пророчества. По ее мнению, в нашем доме «царил пир во время чумы», она была уверена, что «добром это не кончится» и что нам еще предстоит «хлебнуть горя». Все это звучало так скорбно, как будто она собственными глазами видела валящиеся на нашу голову несчастья. И все это время рядом со мной был Тоби (что я, к сожалению, принимала как должное), мой терпеливый наставник, возившийся со мной исключительно из любви к моей маме и ко мне. Впрочем, последнее я осознала значительно позже.