Украденные ночи
Шрифт:
«Нет! — думала я. — Я этого не допущу».
Я вспоминала минувшую ночь и ненавидела его и себя.
Я не сомневалась в том, что он преднамеренно привез меня к дому Анулы. Это был очень милый, утопающий в цветах домик. Возле дома мы увидели Нанкина, который ремонтировал ограду.
— Кто здесь живет? — спросила я.
— Дочь Нанкина.
Нанкин поднял голову и поклонился нам.
— Трудишься, Нанкин? — окликнул его Клинтон.
— Дочка просить кое-что подправить, — отозвался он. — Так, пустяки.
— Сад очень красивый. Моя жена любит сады, правда, Сэйра?
Я что-то пробормотала
— Очень красивые цветы, мем-сахиб, — кивнул Нанкин. — Сахиб вырастить тут прекрасный сад.
Сахиб! То есть, Клинтон!
— Моя жена хотела бы его осмотреть.
Я взглянула на часы.
— У нас очень много времени, — с издевкой произнес Клинтон.
Он уже спрыгнул с лошади, и мне оставалось либо развернуть лошадь и уехать, либо последовать за ним. Я выбрала второе.
Нанкин принял наших лошадей и привязал их к изгороди. После этого он отворил перед нами калитку и поклонился.
— Я позвать дочку, — сказал он и направился к дому.
Он улыбался, и эта улыбка говорила о том, что он прекрасно осознает драматизм ситуации.
— Я не собираюсь наносить визит вежливости твоей любовнице, — начала я.
— А я полагал, что истинная леди, особенно совсем недавно прибывшая из Англии, ценит вежливость превыше всего.
Тут в дверном проеме показалась и сама Анула. От ее красоты захватывало дух. Даже я вынуждена была это признать. Длинные темные волосы блестели, как атлас, а в огромных глазах скрывалась тайна. В движении она была и вовсе прекрасна. Ее тело обладало грацией обитателей джунглей, и рядом с ней я чувствовала себя неуклюжей растяпой. Шляпа, как всегда, сползла мне на лоб, а волосы, которые я безуспешно пыталась под ней спрятать, растрепались. На мне была муслиновая блузка и черная юбка для верховой езды. Я безнадежно проигрывала на фоне этого прекрасного и элегантного создания. В этой женщине сингальская грация непостижимым образом сочеталась с благородством ее португальских предков. Она воплотила в себе лучшие качества обоих народов. Я готова была поверить даже в то, что она является реинкарнацией той самой злобной королевы.
— Какой приятный сюрприз!
Ее глаза обежали мою фигуру. Было ясно, что от нее не укрылся испытываемый мною дискомфорт и что он ее забавляет.
— Прошу вас, входите.
— Ануле не терпится показать тебе свой дом, — произнес Клинтон. — Что касается Сэйры, Анула, то она сгорает от любопытства. Ей очень нравятся наши дома, верно, Сэйра? Они сильно отличаются от всех домов, виденных ею в Англии.
— Входите, — повторила Анула, сделав изящное движение рукой, от чего ее браслеты зазвенели. — Но первым делом угощение.
Она хлопнула в ладоши. «Так он еще и слуг оплачивает», — подумала я.
— Это особенный напиток, — сообщил мне Клинтон, когда слуга принес поднос с высокими стаканами. — Она никому ни за что не признается, как его готовит.
— Он не опьяняет, — добавила Анула. — Во всяком случае, не сильно. — Она улыбнулась мне. — Я слышала от Лейлы, что вы уже полностью освоились на Цейлоне.
— Да, — коротко ответила я.
— Моя жена занимает
Они рассмеялись. В этом смехе мне почудилось что-то многозначительное. Улыбка не сходила с ее лица, но я видела, что ее непринужденные манеры скрывают внутреннее напряжение. Ей было явно не по себе, и я подумала, что, возможно, Клинтон предостерегает не только меня, но и ее. Вся ситуация была невероятно нелепой и неописуемо унизительной. Что, если он обращается к своей любовнице с сообщением: «Это моя жена», и ко мне с сообщением: «Это моя любовница». Что, если он создал эту ситуацию с тем, чтобы показать нам обеим, к чему он стремится, и внушить нам необходимость смирения с существующим положением дел? Он был вполне на это способен. Своим высокомерным поведением он напоминал мне какого-то феодального лорда, наделенного абсолютным правом на все и вся.
Напиток оказался довольно крепким. Я слышала голоса моих собеседников как бы доносящимися издалека. Комната слегка покачивалась у меня перед глазами. Я осознавала, что мой собственный голос звучит как-то странно, но, судя по реакции моих собеседников, они не замечали во мне ничего необычного.
Они встали, и я поднялась вслед за ними. Я покачнулась, и Клинтон поддержал меня под локоть.
— Ну что ж, — произнес он. — Быстрый осмотр, и нам пора.
Анула показала нам свой дом. Он был совсем невелик, но очень мил. На окнах, затянутых неизбежной противомоскитной сеткой, развевались полупрозрачные белые занавески. Круглую кровать со всех сторон скрывал от взглядов полог. На туалетном столике стояло трюмо и множество декоративных горшочков, инкрустированных полудрагоценными камнями. Мое внимание немедленно привлек бронзовый Будда, почти точная копия статуэтки из моей спальни. Она заметила мой взгляд и взяла статуэтку, поглаживая ее длинными белыми пальцами.
— Он очень много для меня значит, — поведала она. — Я с ним общаюсь. Я бы и заснуть не смогла, если бы его не было рядом.
Ее взгляд стал загадочным, и я внутренне содрогнулась. Внезапно, несмотря на жару, мне стало очень холодно. Глядя на нее с бронзовым Буддой в руках, я готова была поверить в то, что она задумала недоброе и что она и в самом деле наделена сверхъестественной силой, в настоящий момент направленной против меня.
Она поставила статуэтку на место и с улыбкой обернулась ко мне. Все это время Клинтон не сводил с меня глаз, в которых светилось злорадство. Он знал, что я представляю их вместе на этой круглой кровати. Собственно, в этом и состояла цель визита.
Во всем доме витал какой-то странный незнакомый аромат, но в этой комнате он был особенно сильным. В нише стены стояла фигурка. Я подошла поближе, чтобы ее разглядеть.
— Это моя тезка, — произнесла Анула у меня за спиной. — Первая королева Цейлона.
— Очень грозная леди, — добавил Клинтон.
— Перед ней все трепетали, — продолжала Анула. — Она обладала большой властью.
— Она также была мастерицей в приготовлении всякого рода снадобий, — вставил Клинтон. — Как и ты, Анула. Мне кажется, напиток, которым ты сегодня нас угощала, был несколько крепче, чем обычно. Как ты себя чувствуешь, Сэйра?