Украденный трон

Гейдер Дэвид

Роуэн, ужаснувшись, попятилась от него на шаг:

— Она спасла Мэрика! Она спасла всех нас! Мэрик любил ее! Как ты мог так с ним поступить?

И вдруг она осознала, что во всем происшедшем была и ее вина. Именно ее разведчики обнаружили, что Катриэль тайком покинула Гварен. Именно она сговорилась с Логэйном проследить за эльфийкой, именно она скрыла все эти сведения от Мэрика, чтобы получить подтверждение подозрений, и получила. Да, поведение Катриэль и для нее стало полной неожиданностью, но тем не менее она допустила, чтобы Логэйн говорил

с Мэриком один на один. Вопреки всему, что произошло, одна мысль о том, что принц простит эту женщину и останется с ней…

— Как я могла так с ним поступить? — с отвращением прошептала Роуэн.

Логэйн решительным шагом подошел к ней, схватил за плечи, с силой впившись в них пальцами.

— Дело сделано, — сквозь зубы процедил он.

Взгляд его не отрывался от Роуэн, лицо совершенно окаменело, и на миг ей вспомнилось, что произошло между ними перед битвой при Западном Холме. Роуэн тогда бросилась к Логэйну, чтобы он принял решение, которое она не могла принять сама, — и молодой генерал не обманул ее ожиданий. Они бросили на произвол судьбы армию и помчались исполнять то, что в первую очередь полагали своим долгом.

— Роуэн… — начал Логэйн, и на миг его голос дрогнул от непереносимой муки, но тут же он совершенно овладел собой. — Дело сделано, и теперь есть два варианта. Либо Мэрик захлебнется в жалости к себе и от него не будет никакого проку, либо он наконец поймет, что быть королем и быть человеком — далеко не всегда одно и то же.

— Зачем же ты тогда пришел ко мне? Как ты сам сказал, дело сделано.

— Мэрик сейчас меня не слышит, — бесцветным голосом проговорил Логэйн.

Роуэн не сразу поняла, что он предлагает.

— Зато услышит меня, — договорила она за Логэйна. Глаза ее сузились, она отступила на шаг, и Логэйн разжал пальцы, отпуская ее.

— Ты по-прежнему его королева. — Как ни старался Логэйн скрыть боль, которой сочились эти слова, Роуэн ее услышала.

Непрошеные слезы навернулись на глаза. Поморщившись, она скрестила руки на груди и с вызовом поглядела на Логэйна:

— А если я не хочу быть его королевой?

— Тогда будь королевой Ферелдена.

Роуэн ненавидела этот безжалостно сверливший ее взгляд. Ненавидела дерзость, с которой этот человек полагал, будто ему известно, что такое быть королем или быть человеком, хотя на самом деле нисколько не смыслил ни в одном, ни в другом. Ненавидела его сильные руки — руки, которые так крепко обнимали ее тогда, в подземной тьме.

И более всего ей было ненавистно то, что он прав.

Роуэн бросилась на Логэйна, замахнулась кулаком, метя в его грудь, но он перехватил ее руку и крепко сжал запястье. Тогда она попыталась ударить его другой рукой, но он поймал и эту руку. Роуэн забилась, пытаясь вырваться, и из глаз ее брызнули яростные слезы. Логэйн не дрогнул, не шелохнулся.

Роуэн никогда не плакала. Она терпеть не могла плакать. Только дважды в жизни она дала волю чувствам: когда умерла мать и когда младших братьев отправляли морем в Вольную Марку, чтобы уберечь от превратностей

войны. И всякий раз отец устремлял на нее тяжелый взгляд и так явно стыдился ее слез, так очевидно был не способен смягчить ее горе, что Роуэн поклялась больше никогда в жизни не плакать. Она будет сильной ради отца.

А еще, припомнила Роуэн, она плакала однажды во тьме Глубинных троп. И утешил ее тогда именно Логэйн. Девушка перестала вырываться и уткнулась лбом в его грудь, всем телом содрогаясь от рыданий. Потом подняла глаза и увидела, что Логэйн тоже плачет. Они прильнули друг к другу, казалось, их губы вот-вот сомкнутся в поцелуе…

…и Роуэн резко отпрянула. Логэйн с видимым сожалением выпустил ее руки, взглядом искал ее взгляд, но она осталась непреклонна. Дело сделано. Она отвернулась и ощутила леденящий холод ветра. Она ждала, когда прогремит гром, но так и не дождалась. Отчего-то казалось, что буря, бушующая снаружи, вот-вот смоет все начисто. Смоет и начнет все сначала.

— Он ждет тебя, — сказал у нее за спиной Логэйн.

Роуэн коротко кивнула.

Мэрик сидел на краю кровати. И эта спальня, и кровать достались ему в наследство от предыдущего хозяина — орлесианца, и потому Мэрику с самого начала было здесь не слишком уютно. Сейчас он и вовсе чувствовал себя потерянным и сжался в комок, словно таким образом мог отгородиться от всего, что его окружало.

Окно было не просто закрыто, но и заперто на засов, и в комнате царила духота. Одинокий светильник, стоявший на столике у кровати, сжигал последние капли масла и грозил вот-вот погаснуть окончательно. Скрючившись, Мэрик бессмысленно смотрел в пустоту и не заметил, как Роуэн присела рядом. Тишина в комнате стояла такая, что можно было оглохнуть.

Немало времени прошло, прежде чем Мэрик осознал, что рядом с ним сидит Роуэн. Он повернул голову, и девушка увидела в его глазах нестерпимую скорбь.

— Все вышло так, как сказала ведьма, — пробормотал Мэрик. — Я думал, она мелет чушь, а вот…

— Какая ведьма? — растерянно спросила Роуэн.

Словно и не услышав ее, Мэрик снова уставился в темноту.

— Ты причинишь боль тем, кого любишь, — повторил он чьи-то слова, — и станешь тем, что ты ненавидишь, чтобы спасти то, что любишь.

Роуэн протянула руку и погладила его по щеке. Мэрик снова поглядел на нее, вернее, сквозь нее.

— Мэрик, — мягко сказала она, — это всего лишь слова.

— Не только слова. Не только.

— Это уже не важно. Катриэль любила тебя. Неужели это не в счет?

Мэрик вздрогнул, словно от боли. Потом зажмурился, накрыв своей ладонью пальцы Роуэн, касавшиеся его щеки, — и от этого жеста ему, казалось, стало легче. Было время, когда она мечтала пережить такое вот мгновение. Когда-то она могла думать только о том, чтобы провести ладонью по волосам Мэрика, пропуская меж пальцев длинные светлые пряди. Когда-то для нее имело значение только одно: доказать Мэрику, что она именно та, что ему нужна.