Укради меня у судьбы
Шрифт:
Не знаю, что в таких случаях заставляет не бежать прочь, а делать всё наоборот — лезть в пекло, чтобы понять, что же тебя напугало. Я полезла в кусты. Раздвинула рукой слишком разросшиеся ветви.
Она сидела там — исцарапанная и несчастная. Тихо лила слёзы, но молчала. Девочка. Кажется, дочь соседского грубияна, но точно я сказать не могла, потому что видела её мельком с утра.
— Ты как попала сюда? — спросила, протягивая руку. Ребёнок с радостью уцепился за мою ладонь.
— А ты секреты хранить умеешь? — голос у неё тонкий
— Умею, наверное, — пытаюсь сохранить серьёзное лицо, — но, думаю, домой тебе всё же вернуться надо.
— Я знаю, — тяжело вздыхает ребёнок, рассматривая свои расцарапанные в кровь ноги и руки.
— Пошли, я обработаю тебе царапины.
Она идёт за мной доверчиво, вприпрыжку. Тёмные волосы с завитками на концах подпрыгивают ей в такт.
— Меня Катя зовут, а тебя? — спрашивает она, пытаясь задрать мордашку повыше, чтобы исхитриться и заглянуть мне в лицо. Она меня изучает. Пристально.
— Ива, — замедляю шаг, чтобы Катя за мной поспевала.
— Как дерево? — округляет малышка забавно глаза.
— Почти, — улыбаюсь невольно. Она, наверное, всех очаровывает с первого взгляда. Искренняя, бесхитростная, наивная очень. Не всем детям удаётся это сохранить. Наверное, это черта характера всё же — открытость. — По-настоящему меня зовут Иванна, а так — Ива. Как тебя Катя и Екатерина.
— Екатериной папа зовёт меня, когда сердится, — звук «р» малышка выговаривает тоже тщательно. Но с «р» у неё получается лучше, чем с «ш». Поэтому Ива лучше, правда?
— Лучше, конечно.
— А ещё папа говорит, что с чужими разговаривать нельзя. И ходить никуда нельзя. Но мы же познакомились? Ты же теперь не чужая?
Логика у ребёнка своеобразная. Я останавливаюсь на крыльце.
— Вообще-то папа прав. Нельзя уходить потихоньку и нельзя подходить к чужим. Поэтому мы сейчас немножко полечимся и пойдём назад, домой. Договорились?
Она с готовностью кивает, но с нетерпением поглядывает на дверь. Ей хочется попасть внутрь. Любопытная козочка. Катя забегает в дом и тут же хватает наглого кота. Вот же — он, оказывается, обжился — спит на диванчике в прихожей, а я о нём напрочь забыла.
— Ой! Котик! А как тебя зовут?
Кот страдальчески щурит глаза, но вырываться не спешит. Уши только прижал, будто боится, что сейчас ему трёпку зададут.
— Это Васька, — говорю неожиданно для самой себя. С чего я взяла?.. Может, он чей-то? Но пусть для меня будет Василием. Какая разница? Раз уж он ненадолго стал моим. Кот напрокат. Мой первый гость, переступивший порог дома. Может, это он и Катю намыл, когда деловито возил лапой по ушам?
— А это не больно? — косится девочка на перекись и зелёнку.
— Немножко будет щипать, но я обязательно подую. Ты же смелая? В малину полезла? Ранки нужно обрабатывать, иначе могут воспалиться.
Перекись водорода шипит, и Катюшка смеётся.
— Ай-ай-ай! — кричит она. — Дуй же, дуй! Она крепится, но слезинки всё равно прорываются наружу и текут по щекам.
— Всё, всё, — успокаиваю я её, прижимая к себе. Катя доверчиво льнёт, хоть и всхлипывает.
— А ну отойдите от ребёнка! — мы с малышкой вздрагиваем одновременно при звуках этого густого властного голоса.
Я поднимаю глаза. Катя сжимается, как от удара и цепляется за меня ещё сильнее. Ей лучше. Она к разъярённому отцу — спиной. Чего не скажешь про меня.
— Я неясно сказал? Отойдите от моей дочери! — рычит этот мрачный демон, сверкая чёрными глазищами.
Я поднимаюсь, но девочку не отпускаю. Да она и сама… держится за меня, словно я оплот мира. Чудится: если она разожмёт руки, то упадёт в пропасть — так сильно её отчаяние.
— Не кричите, пожалуйста. Вы её пугаете, — осмеливаюсь подать голос и вижу, как искажается лицо мужчины в немой ярости. Неужели он бьёт ребёнка?..
10. Андрей Любимов
— Я только на минуточку отвернулась, а она исчезла! — тараторит Татьяна Алексеевна, уже экс-няня Кати. Такие у меня не задерживаются. К сожалению, она пятая. Никак не подберу нормальную ответственную женщину. Перевелись они, что ли.
Я не могу нанять женщину в возрасте: Катя гиперактивная. Я не могу нанять молодую девушку: у них не хватает опыта. С дамами бальзаковского возраста мне катастрофически не везёт.
Залипала, небось, в соцсетях. У неё та же болезнь, что и у моего сына: любовь к телефону и наушникам. До сегодняшнего дня она сносно справлялась со своими обязанностями. Но то, что ребёнок от неё удрал — недопустимо.
— Пойдёмте. Покажете, где вы гуляли.
Я стараюсь не рычать и не беситься, пытаюсь сдержаться, чтобы не выплеснуть на няню вполне оправданный гнев и тревогу за дочь. Но оттого, что я буду кричать или топать ногами, Катя не найдётся. Сейчас главное понять, куда она могла деться.
Они гуляли в искусственном скверике. У нас это площадка с деревьями. Лавочки, уютно. У соседки за аккуратным штакетником — сад. Мне хватило нескольких минут, чтобы обнаружить искусно оторванные доски, которые на вид смотрелись как и соседние.
Тревога обручем обхватила грудь. Так сильно, что дышать стало трудно. Катя оторвать доски не смогла бы при всём желании. Вывод напрашивался просто: кто-то очень хорошо постарался, чтобы можно было беспрепятственно шастать либо на нашу территорию, либо наоборот — от нас в соседский сад.
Я не мог и в страшном сне подумать, что кто-то способен удирать из дома подобным варварским способом, а поэтому справедливо решил, что имеет место быть нарушение частной собственности.
Вряд ли ангелоподобная блондинка успела провернуть финт с заборчиком. Кто-то до неё. И от этого стало ещё тревожнее. Я бросил всхлипывающую няню у забора, а сам пробрался в лаз.