Укради меня у судьбы
Шрифт:
Илья открывает и закрывает рот, дышит тяжело. Грудь у него ходуном ходит — его от эмоций распирает, но ничего он толкового сейчас выдать не может.
— Надеюсь, ты всё понял?
— Понял я, понял! — он почти кричит.
— Отправляйся в свою комнату. И подумай, как ты извинишься перед Нюсей. Или даже не так. Я бы хотел, чтобы ты понял, почему поступил неправильно. Это важно. Мужчину не красят подобные выходки.
Он наконец опускает голову и вылетает из моего кабинета. Я вздыхаю. Да, наверное, и я хорош. Нужно будет следить за своими действиями. Неважно,
В общем, я ещё достаточно долго рассуждал на эту тему. Как-то всколыхнул меня мой ребёнок. На душе — пусто и горько. Я ведь взрослый мужик. И позволил себе озлобиться. Да, причины были. Но неужели один-единственный человек способен меня сломать?
Потом я укладывал Катю. Читал ей на ночь книгу. А ребёнок всё не засыпал никак. Тогда я позволил поработать няне. Светлана Петровна о чём-то говорила с дочерью. Голос у неё — монотонный и успокаивающий. И колыбельную она поёт хорошо. Я сам чуть у дверей не уснул, прислушиваясь. Новая няня нравилась мне всё больше и больше.
В общем, я пропустил тот момент, когда лазутчик полез в запримеченный нами лаз. Как-то я не думал, что именно сегодня он предпримет очередной набег на соседский сад.
— Чёрт, — выругался сквозь зубы, просматривая видеозапись, где знакомая фигура скользит вдоль забора.
На самое начало шоу я опоздал. Но были и хорошие новости: случилось это не так давно, поэтому я имел очень большие шансы поймать нарушителя частных границ и собственности.
— Ну, держись! — получилось довольно зловеще. Но меня сейчас всё равно никто не слышит, поэтому я натянул чёрную футболку и отправился на охоту. К той самой дырке в заборе. В конце концов, нужно уже положить этому конец.
22. Ива и Андрей
Ива
Василий пропал. Вот он только что сидел с нами на кухне, и вдруг исчез. Может, прошмыгнул, пока я Германа Иосифовича провожала, а может, спрятался где-то в доме. Меня всё ещё беспокоил факт его чуть ли не постоянного присутствия в доме. Как бы не пришлось Васькины «подарки» убирать.
Иосифович меня добил, конечно. Вначале я испугалась его слов, потом, глядя в его хитрющие глаза, отмахнулась:
— Вы же понимаете, что это… безосновательные и бездоказательные слова? Я бы на месте соседа на вас обиделась.
Старик расхохотался. До икоты.
— Ива, какая вы бесхитростная и милая, — выдавил он, продышавшись. Хохотки из него так и лезли. — Я давно так не смеялся, простите великодушно! Вы прелесть! Честно-честно! Он бы меня сожрал за такие слова! А вы… обиделись бы. За такое и в судах можно затаскать.
— Если бы он убил, сидел бы в тюрьме.
Старый сплетник только головой покачал. Он от смеха к грусти перешёл.
— Если бы все преступники сидели в тюрьмах, у нас бы гораздо чище стало в обществе. К сожалению, это не так. Поэтому… Да вы меня не слушайте, барышня. Сосед ваш неплохой. С виду только…
Старик махнул рукой, будто дело Любимова — табак, и на нём крест можно поставить. Мне это не понравилось, но возражать я не стала. По мне, каждый человек себя сам делает. И всегда может изменить свою жизнь. Так я всегда считала. Может, эта вера слишком сильна, чтобы сейчас разрушить её ненароком, неосторожным словом.
— Ладно, пора и честь знать, — заторопился Герман Иосифович, — пока ещё назад дойду, пока привычные процедуры приму. А сейчас вот воздухом вечерним подышу, благодаря вам, дитя. Так-то я редко по вечерам выбираюсь. Некуда да и лениво, признаюсь. Я больше днём промышляю, — похлопывает он по биноклю да фотоаппарату.
Он снова меня фотографировал. И Ваську. Кажется, ему нравится запечатлевать мгновения. Пусть. У человека должна быть цель. Без цели незачем становится жить.
Я проводила его. Мы немного постояли на крыльце, вглядываясь в небо. Воздух здесь исключительный. Дышалось неимоверно легко. И вот старик ушёл, я осталась одна. Вымыла посуду и немного ещё поработала. А сейчас пытаюсь найти кота. Но Васька исчез, как сквозь землю провалился.
Я заодно прошлась по всем комнатам. Проверила окна. Нет, нигде не открыто. Везде тихо, чисто и пусто. Слишком много пространства.
Это немного пугает и давит. Легче всего сидеть в своей комнате, закрывшись. Но я не позволяю себе делать этого: если я начну бояться и прятаться, никогда не смогу справиться. Не получится сжиться с этим домом.
Может, конечно, и не стоит этого делать, но мне хочется. Хотя бы помечтать, что он достался мне навсегда. Я смогу тут жить и творить. Что однажды… я смогу выйти замуж и родить детей.
Если уж мечтать, то по полной программе, иначе это и не мечты вовсе, а огрызки нереализованных возможностей из реальной жизни.
Я делаю всё, как привыкла. Вечерний душ — наслаждение. Мне не нужно ни с кем ругаться, нет никакой очереди, как в коммуналке. Общаюсь с клиентами и двумя девочками-помощницами. Есть небольшая проблема: мне нужно съездить в город, но придёт завтра, и я решу, как быть. Новый день часто даёт и новые возможности.
И вот теперь я ищу Ваську. Где же он? Хорошо, если выбежал и охотится на природе. Хуже, если он где-то прячется и пакостит.
Я снова поднимаюсь наверх. Уже поздно. Спать пора. Но мне не спится, поэтому я решаю сделать ещё один круг.
В доме тихо. Только стучат, отмеривая секунды, часы. Я так и не нашла их. Точнее, и не искала. В глаза как-то они мне не бросились. А сейчас хочется посмотреть: какие же они, часы этого дома?
Здесь половицы немного поскрипывают под ногами. Внизу этого нет. Первый этаж с ремонтом. А на втором этаже больше чувствуется дух тех, кто жил до меня. Я никуда не спешу, бреду коридором. И вдруг… Я не могла оставить свет. Я туда даже не входила. Ни в первый раз, ни сегодня.