Укради мою жизнь
Шрифт:
Вик подошёл к двери. Снаружи простиралось предместье с его вросшими в землю домишками и кривыми улочками, заросшими кустами, местами с остатками листвы, но чаще голыми и понурыми по этому времени года. Рядом с путями змеилась размытая грунтовка. Уехал он пока недалеко, отсюда должны ходить автобусы в город. И время — время, время, время поджимает!..
Тут электричка слегка замедлилась, поднимаясь на пологий холм — лучшего момента может не представиться. Вик налёг на дверь, впившись пальцами в уплотнитель. Дверь раздвигаться не хотела: он неимоверно напряг руки, застонал от усилия, — и створки поддались, разъехались чуть-чуть, но жилистое тело
Лицо обжёг холодный ветер, плетьми хлестнули струи дождя. Внизу стремительно проносилась, стелилась пёстрой лентой насыпь — недружелюбная, с острой щебёнкой, камням и каким-то мусором, брошенным вдоль дороги. Вик зажмурился, завис на мгновение на краю поездной площадки, как на краю пропасти, и вытолкнул себя наружу. Господи помоги!
Земля встретила ударом. Насыпь он перелетел, но и размокшая глина не показалась пухом. Инерция волокла добрый десяток метров: Вик успел сгруппироваться, но несколько длинных секунд его крутило и выворачивало по жидкой грязи. Было чувство, что он ушибся всем, что только можно было ушибить. По счастью, ничего не сломал, не вывихнул. Голова не слетела с плеч и не укатилась в придорожный кювет.
Вскочил, на адреналине ещё не очень соображая — где он? что он? — бросился опрометью через грунтовку, — к спасительным кустам, в лабиринт запутанных улочек предместья. Только б добежать до ближайшего укрытия!
Но не успел — из-за поворота с рёвом, подпрыгивая на ухабах, вылетел тёмно-синий фургон. Начал тормозить — его повело юзом — и ещё не закончил движения, когда распахнулись дверцы и из салона выпрыгнули двое.
Один с дубинкой, другой с жезлом.
Послышалось: «Стой!» — и Вик побежал ещё быстрее. Добежал до крайних домов, не сбавляя скорость, нырнул в переулок. Таких в одноэтажном пригороде Семигорска полно. Длинные и узкие, они тянуться многие километры: пересекаются, кружат и петляют между как попало разбросанных домов, создавая лабиринт развилок и ответвлений. И выводят, в конце концов, в самые неожиданные места.
Преследователи завернули следом — Вик отчётливо слышал сзади топот подкованных ботинок полицейского по брусчатке. Узкий как желоб переулок вёл вора. Слева монолитом возвышался высокий бетонный забор каких-то складов, справа мелькали приземистые строения, огороженные живой изгородью. Шипастый кустарник, — та же колючая проволока! — не имел ни единого прохода, а форсировать его напрямую означало бы полностью лишиться одежды вместе с кожей.
Подошвы скользили по мокрому гладкому камню. Время от времени на пути возникали гигантские лужи, больше похожие на небольшие озёра, и Вик скакал по ним, поднимая фонтаны брызг и разгоняя мелкую волну. К тому же, забор складов шёл уступами, и переулок постоянно поворачивал, забирая влево. Беглец едва удерживал равновесие на крутых поворотах.
Сердце бешено колотилось в груди, дыхания опять не хватало. Горячий пот заливал глаза, смешиваясь с холодными струями дождя. Однако погоня не отставала. Преследователи не видели тягуна, его скрывали бесконечные повороты, но сзади раздавались невнятные выкрики, в содержании которых не приходилось сомневаться.
Внезапно забор кончился, и тут же началось длинное кирпичное здание в два этажа. На первом окон не было совсем, на втором — узкие бойницы, а не окна, забранные к тому же решётками. Проход между забором и зданием Вик сгоряча проскочил, и возвращаться уже не было никакой возможности.
Но впереди он разглядел: здание заканчивается, из-за него выныривает другой переулок, образуя что-то
Вик не раздумывал ни секунды. Используя разбег, оттолкнулся посильнее и прыгнул, нырнул рыбкой, едва успев выставить руки, — хлопнулся животом по жёсткому дёрну, шлёпнув ногами по луже, — и проехал по мокрым стеблям как на санях с горки — прямо в спасительный лаз! Обдирая одежду, осаживая локти и колени…
Проскочил недлинный тоннель в кустарнике и замер. В шуме дождя приближались, отчётливо грохотали по брусчатке кованые башмаки. Замерли где-то недалеко, забормотали приглушённые голоса: гончие потеряли дичь и решали, как быть. А потом звук шагов стал удаляться.
Вик выдохнул.
Он лежал в относительно сухой и по-своему даже уютной норе среди кустов. Выжидал, вслушивался, восстанавливал дыхание. Но и разлёживаться было некогда, время таяло. Покряхтывая и ругая в полголоса контролёров, ищеек, лужи, грязь и всё на свете, Вик начал выбираться. Носить в себе чужой витакс можно было ещё минут сорок. Не более.
5
Дождь начался как-то сразу и сильно. Полдня набухал в серых, низких, стеной ставших тучах, но не торопился, выжидал. С силами собирался, влагу копил. А потом как прорвало, и потоки воды хлынули на город. На Центральный район: разноцветные, праздничные, яркие как новогодние ёлки башни; на аллеи, бульвары и площадки для отдыха между ними. На цветники, фонтаны и беседки. Магазинчики всех мастей, паркинги, салоны красоты и фитнесс-клубы.
Ливень свободно гулял по проспекту Развития, что расположился чуть дальше на востоке: банки, офисы, супермаркеты. Косой стеной повис над куполом Собора. Заливал промзону и предместье. Осень в Семигорске скучная пора — холодный ветер, дождь, слякоть и грязь. Даже на выложенных плиткой аллеях Центра — слякоть, даже на гладких тротуарах проспектов — грязь. И ледяной дождь с ветром в Фуфайке и предместье.
Эту квартирку Софья снимала в Центре, как раз в одной из разноцветных башен. Ничего себе так гнёздышко — две комнаты (а больше пока и не надо), превращённые стараниями модного дизайнера в образец вкуса и символ благополучия. Всё стильно, органично, дорого. Не сама, вообще-то, снимала — платил за комнаты Залеский.
Софья смахнула с полировки небольшого изящного столика несуществующие пылинки, расставила приборы, протёрла бокалы. Ужин на двоих, лёгкий и с хорошим вином. Для повышения тонуса…
Всех своих любовников она называла по фамилии. Даже в минуты близости, мешая жаркий шепот с хрипловатыми вскриками — по фамилии. Говорила, что, мол, это такой особый шик, на самом же деле считала искренне — большего эти кобели не заслуживают. Всем им нужно одного, и они это имеют, но и Софья назначает свою цену.
Вот только в последнем пункте случилась оплошность. Череда мужчин, призванных вывести её к заветной цели длилась без конца, но надежд никто так и не оправдал. Сверстники перестали интересовать Софью ещё в школе. Она рано начала встречаться с парнями старше себя: тянулась к сильным, дерзким, не признающим правил и ограничений. Парни оценили симпатичную пацанку со свободными взглядами на жизнь и развитой грудью, при случае пользовались её доступностью, но посвящать в свои дела не торопились. Да Софью и не интересовало, как добывают они витакс и деньги. Ей был важен результат.