Украина и остальная Россия
Шрифт:
Не будет, ибо фашисты могут завоевать популярность только в разорённой стране. А Россия, несмотря на все усилия своих национал-коммунистов, из разрухи выбирается. Даже нынешняя попытка воспроизвести руками Черномырдина методы Кучмы вряд ли разрушит основы будущего благосостояния, созданные командой Гайдара.
А вот если бы Жириновскому или Зюганову удалось прорваться к власти, никакая независимость нас бы не спасла.
15. В России так же плохо, как у нас.
А откуда это известно? Из газет и телевизора? Так нашим журналистам тщательно затыкают рот. А российские
Все недостатки нынешней российской жизни Украина имеет, причём в дозах не меньших. А вот достоинств тамошних нам явно не хватает.
16. Если там так хорошо, почему сам туда не едешь?
Бежать от наших (бес)порядков стоило, когда нельзя было ничего в них изменить. Ныне можно — значит, нужно — не искать счастья, а строить его.
И почему от плохой жизни уезжать тем, КОМУ плохо? Пусть едут те, ИЗ-ЗА КОГО. Ведь их настолько меньше!
17. Россия нас не примет…
В принципе могла бы. Как не принимала в первой половине XVII века. Когда пришлось нам лет сорок молить о воссоединении и дьяков ради него подкупать.
России воссоединение экономически невыгодно. Как невыгодно ФРГ воссоединение с ГДР. Но какой политик рискнёт ослушаться всенародной веры: своих в беде не оставляют!
И есть у нас кое-что, чего России нынче недостаёт: дорогою ценою купленный ОПЫТ. Жизни под властью национал-коммунистов. Официальной сусловоподобной лжи. Инфляции, подстёгиваемой теми, кто по службе обязан её сдерживать. Приватизации, сдерживаемой теми, кто по службе обязан её подстёгивать. «Правительства практиков» Кучмы (которому нынче решил подражать Черномырдин)… Словом, соблюдения всех рецептов российских антигайдаровцев.
Так что хватит у нас силы и разума преодолеть гипноз своих национал-коммунистов — и нашими голосами будут на выборах 199бго провалены любые нынешние бабурины, Жириновские и Зюгановы. И не придётся Гайдару в третий раз уходить в отставку, бросая на полпути выстраданные реформы. И фашистская угроза — если мы отведем её от Украины — рухнет и по всей России.
Уж хотя бы ради этого примет нас Россия!
Дорогой Борис Григорьевич!
В статье «На ближнем полустанке» («Одесский вестник» № 47 от 1994.03.31) Вы — как всегда, блестяще — анализируете итоги первого тура выборов Верховного совета Украины. Есть у Вас, разумеется, спорные моменты: ведь Вы выражаете СВОИ мнения и чувства и не обязаны поэтому нравиться всем. Но спорить неохота — слишком много в статье мыслей очевидно истинных, и обращать внимание на мелкие наши разногласия вряд ли стоит.
Но одна из фраз Вашей статьи создаёт (видимо, помимо Вашей воли) ложное впечатление о моих убеждениях, и её я вынужден обсудить немедленно.
Излагая вкратце мои взгляды, Вы пишете: Несогласное с решением население подлежит «взаимной депортации» под контролем государства… Кавычки в изложении обычно выделяют цитату — в данном случае, видимо, из моей программы.
Но нет у меня — ни в программе, ни в какой бы то ни было другой публикации — слова «депортация». И мысли такой нет. И быть
Депортация означает насильственное переселение. Неужели я мог бы предложить или одобрить какое-нибудь насилие государства по отношению к его гражданам? Вся моя программа, все предыдущие публикации, вся (надеюсь) будущая деятельность нацелены на то, чтобы исключить всякую возможность принуждения граждан, не ущемляющих интересы других.
«Депортацией» сочтены, по-видимому, следующие слова в моей программе: государственное обеспечение переселения тех жителей, которые не будут согласны с решением своих регионов и захотят перейти в другие; сохранение за этими жителями гражданства того государства, к которому отойдут покинутые ими места, или права на восстановление этого гражданства.»
Как видите, здесь и речи нет ни о принуждении, ни о контроле государства. Наоборот, я требую признать ПРАВО каждого гражданина уйти от принуждения большинства и ОБЯЗАННОСТЬ государства реально обеспечить это право.
Все мы помним, как в соседних землях кричали: «Чемодан — вокзал — Россия!» Я хочу, чтобы подобные маршруты оплачивали не те, кто по ним ездит, а те, кто посылает.
Возможно, я и сам виноват: не сумел сформулировать текст так, чтобы исключить ложные его толкования. Но Вы-то давно знаете, что вообще все мои предложения имеют одну цель: обеспечить каждому из нас право решать СВОЮ судьбу и в то же время предотвратить попытки распоряжаться судьбами ДРУГИХ.
И исключить необратимые поступки, дав каждому возможность исправить последствия возможных своих ошибок. Неужели в этом Вы видите принуждение?
Впрочем, все мы чаще видим не то, что есть, а то, что ожидаем. И готовы счесть нациста — демократом, прокурора — блюстителем закона, поборника свободы выбора — борцом за принудиловку…
Когда мы наконец разучимся видеть лишь то, что хотим?
Битому неймётся
1994 год. Ну вот я, наконец, проиграл. Этого ждали все. Уже в первом туре. Так что я обманул многие надежды. И сделал явно больше, чем мог. Мог в одиночку — хорошо ещё, люди, обещавшие разбросать мои листовки по почтовым ящикам, доставили около двух третей. Без многочисленных ассистентов. Без специалистов по расклейке своих плакатов (наклеили, несмотря на все обещания, около сотни из почти двух тысяч) и срыву чужих (сроду этим не занимался). Без контролёров на избирательных участках. Даже без доверенных лиц. Оказаться вторым из двадцати четырёх кандидатов можно было только чудом.
И это чудо помогли совершить вы, одесситы. Вы — единственная моя команда, единственный предвыборный штаб, единственная помощь.
Один из моих конкурентов (ультранацист) заявил мне: «Запомните: избиратели никогда ничего не решают!» Кое-что вы всё-таки решили — в первом туре он набрал почти втрое меньше голосов, чем я.
Но дальше стало куда тяжелее. Противник мой окутался ореолом борца за правосудие. А сам я — как только стало известно о моём выходе во второй тур — превратился в мишень для пропаганды самой разнобезобразной.