«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.)
Шрифт:
Алексеев повторил свои основные антиукраинофильские тезисы в июле 1881 г. в статье «Еще об украинофильстве», которая явилась ответом на рецензию в «Неделе», заметившей, что взгляды Алексеева в конечном счете совпадают со взглядами публициста «Киевлянина» А. Иванова, впервые выступившего против украинофилов еще в |2211863 г. в катковском «Русском вестнике». Впрочем, здесь Алексеев, в прямом противоречии со своей первой статьей, уже утверждал, что «малороссийский язык находится теперь уже в периоде вымирания» [697] .
697
Русское богатство. 1881. № 7. С. 69.
Осенью 1881 г., когда надежды на сколько-нибудь радикальный пересмотр Эмского указа окончательно развеялись, в полемику с Алексеевым включился Драгоманов, который, вероятно, посчитал, что тактические соображения, из-за которых он до сих пор хранил молчание, утратили свое значение. В статье «Что такое украинофильство» он подробно разбирал многочисленные ошибки и несуразности в публикациях Алексеева, порой, впрочем, и сам прибегая к весьма сомнительным расовым аргументам вроде рассуждений о вырождении белорусов в результате смешения с другими народностями [698] . Алексеев оставил последнее слово за собой, признав в статье под названием «Сказка о белом бычке», что украинцы — нация, но заметив, что «заботиться о том, чтобы она и впредь осталась нацией,— нет никакой надобности» [699] .
698
Петрик М. (Драгоманов). «Что
699
Русское богатство. 1881. № 12. С. 37.
Драгоманов впервые столкнулся с тем, что русские народники 70-х годов в большинстве своем смотрят на украинский вопрос совсем иначе, чем Герцен и Чернышевский, еще будучи в Киеве. Он вспоминал позже о приезде в Киев в первой половине 70-х делегата от петербургского «социально-революционного кружка». Выслушав реферат Драгоманова об украинофильстве, делегат заявил: «Все это, может быть, верно, но к делу не идет. Мы должны думать о борьбе с общим врагом, а Вы, говоря нам об Украине как о чем-то особом, вносите разделение в наши силы!» Драгоманов пишет, что эти рассуждения напомнили ему логику Ширинского-Шихматова, который тоже всегда говорил об общем враге, но для него им была Польша [700] .Из воспоминаний Дейча о начале его революционной деятельности в 70-е годы следует, что и среди молодых киевских народников было немало противников украинофилов. «По нашему мнению, он своими „скучными и никому не нужными предприятиями“ вроде „сборника малороссийских преданий“ или „песен“ отвлекал передовую молодежь, и без того склонную к украинофильству, от единственно насущного и полезного дела — от общерусского революционного движения»,— описывал |222Дейч отношение к Драгоманову в своем киевском кружке [701] . Возможно, что неприязнь Дейча как ассимилированного еврея к украинофильству была особенно обострена потому, что украинофилы очень часто подчеркивали «вредное влияние» евреев на жизнь Юго-Западного края. Не подлежит, однако, сомнению, что отрицательное отношение к украинофильству было типично для большинства активистов русского революционного движения 70-х — 80-х годов. Сам Драгоманов, вспоминая киевский конфликт, писал в середине 80-х: «С тех пор прошло одиннадцать лет, в течение которых нам пришлось и устно, и печатно говорить об Украине с добрыми 200 „русских революционеров, социалистов“ и пр.,— известных и неизвестных, ученых и неученых — но все наши беседы были только более или менее повторением вышеизложенной беседы» [702] .
700
Автобиография М. П. Драгоманова // Былое. 1906. № 6. С. 192.
701
Дейч Л. Г. Русская революционная эмиграция 70-х годов. Петербург, 1920. С. 24.
702
Драгоманов М. Отношение великорусских социалистов 70-х годов к народно-федеральному направлению // Киевская старина. Май—июнь. 1906. С. 8—10.
Из воспоминаний Л. Дейча мы знаем некоторые подробности этих бесед Драгоманова с русскими социалистами в Женеве в начале 80-х гг. Драгоманов на одном из собраний в июле 1880 г. стал осуждать русских социалистов за то, что многие из них, принадлежа к малороссам, ничего не делают для своих сородичей. Дейч так пересказывает свою ответную речь: «Я постарался представить деятельность украинофилов на юго-западе бесполезным времяпрепровождением, чуть ли не переливанием из пустого в порожнее. Я сообщил, как украинофилы по несколько лет проводят в обработке одной буквы малороссийского словаря или в собирании народных песен и поговорок, а если уже раскачаются написать что-нибудь для народа, то печатают столь глубокомысленные рассказы, как „Про сіру кобилу“ или „Як баба Параська, та купила порося!“» «Помню,— замечает Дейч,— раздался веселый и одобрительный смех» [703] . Когда оскорбленные украинцы покинули собрание и прислали затем коллективный протест, никто не предложил Дейчу извиниться и вообще не проявил заинтересованности в примирении. Происшедший тогда разрыв Драгоманова с общерусской эмиграцией в Женеве «уже не прекращался; наоборот, он все более обострялся и усиливался» [704] . Попытка возобновить контакты, предпринятая Драгомановым в 1883 г., закончилась плачевно. Он обратился к «общерусской» эмиграции с призывом вести пропаганду не только «на великорусском, но и на малорусском языке», ссылаясь на опыт австрийских социалистов. Возражение Н. И. Жуковского — «Как же вы хотите, чтобы пропаганда велась |223на языках всех народов, когда у некоторых из них не имеется собственного языка» — сопровождалось «гомерическим хохотом и громом аплодисментов» [705] .
703
Дейч Л. Украинская и общерусская эмиграция // Вестник Европы. 1914. № 8. С. 217—218.
704
Там же. С. 222.
705
Дейч Л. За рубежом // Вестник Европы. 1912. № 9. С. 181—182.
Конечно, как в любом русском общественном движении, отношение народников к украинофильству отнюдь не всегда было таким издевательским и ерническим. Тот же Жуковский входил в редакцию «Общины», которая писала: «Москвич, поляк, украинец друг другу не указчики, а товарищи. Теперь все они живут под гегемонией великороссов и называются русским народом потому именно, что над нами русский становой; исчезнет становой, и все эти народы будут предоставлены самим себе, а в каких пределах и как они сфедерируются друг с другом, это может показать только практика» [706] . М. Яворский отмечал, что украинофильские настроения были у целого ряда участников процесса 193-х, а Лизогуб специально хотел отдать брата к учителю-украинофилу, объясняя это тем, что «под влиянием украинофилов лучше всего вырабатываются социалисты» [707] . Преобладала, однако, тенденция, описанная Дейчем. Русская интеллигенция, участвовавшая в революционном и оппозиционном движении, отказываясь от сотрудничества с правительством, отчасти выполняла тем не менее ассимиляторскую роль — многие малороссы, вовлеченные в «общерусские» политические движения, оказались потеряны для украинофильства. В очередной раз отдадим должное прозорливости Драгоманова, который выражал опасение, что после принятия конституции «московские люди… поведут свое дело так, что потянут за собой множество помосковленных людей и на Украине. Некоторое время украинство не погибнет, но станет снова „провинциальным родственником“, прихвостнем» [708] . Как видим, стремление трактовать украинофильство именно таким образом достаточно ярко обозначилось задолго до того, как в России появилось хоть какое-то подобие конституции.
706
Цит. по: Яворський М. Емский акт 1876 р. // Прапор Марксизму. 1927. № 1. С. 128—129.
707
Там же. С. 129.
708
Драгоманів М. Шевченко, українофіли й соціялїзм. С. 157.
Предложение
Среди участников Совещания не оказалось никого, кто принимал участие в обсуждении вопроса в начале 1881 г., даже Половцова, не говоря уже о Дондукове-Корсакове, который был к тому времени переведен с поста харьковского генерал-губернатора. Вместе с председательствовавшим новым министром внутренних дел гр. Н. П. Игнатьевым в него вошли министр государственных имуществ М. Н. Островский, министр народного просвещения Д. М. Сольский, обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев и новый начальник ГУП кн. П. П. Вяземский. Ничего хорошего от Совещания в таком составе ожидать было нельзя. Только Сольского и Вяземского с определенной натяжкой можно отнести к числу умеренных либералов. Но реальным влиянием обладали не они. Победоносцев уже в первые недели после гибели Александра II не просто открыто выступил против проектов Лорис-Меликова, но постоянно подчеркивал своему воспитаннику, новому царю, мотив «исконно русского духа». Сам Александр III был к таким речам весьма отзывчив. «Mot d’ordre теперь — русские начала, русские силы, русские люди,— одним словом — руссицизм во всех видах. Авось, ничего, как-нибудь. Недоставало бы замены, в государственном гербе, двуглавого орла раком»,— записывает в это время в своем дневнике саркастичный Валуев [709] . Назначая, по совету Победоносцева, на министерский пост искренне верившего во всемогущий польско-жидовский заговор Н. П. Игнатьева, царь специально отмечал, что тот «настоящий коренной русский» [710] . К партии Победоносцева принадлежал и Островский.
709
Валуев П. А. Дневник 1877—1884 гг. С. 181.
710
См., например: Валуев П. А. Дневник. 1877—1884 т. С. 161; Зайончковский П. А. Кризис самодержавия… С. 338.
Из подготовленного для царя доклада Совещания ясно, что оно обсуждало только те пункты Эмского указа, которые касались цензуры. Вопросы об использовании украинского в школе в том ограниченном объеме, который имели в виду Половцов и Дондуков-Корсаков, и о возможности возобновления деятельности Отдела РГО в Харькове вообще не ставились [711] .
Совещание пришло к выводу, что «пятилетнее применение этих правил обнаружило некоторые их неудобства». Упомянув, что это |225вызвало представления киевского и харьковского генерал-губернаторов, а также «многих губернаторов и частных лиц», Совещание тем не менее «признало необходимым оставить эти правила в силе и на будущее время, сделав в них, для устранения обнаружившихся на практике неудобств, лишь некоторые изменения и дополнения, не касающиеся однако начал, положенных в основание этих правил» [712] . Предложенные Совещанием изменения действительно были крайне ограниченными. «Совещание признало необходимым 1) пункт второй правил дополнить пояснением, что к числу изданий, которые дозволяется печатать на малорусском наречии, прибавляются словари, под условием печатания их с соблюдением общерусского правописания или правописания, употреблявшегося в Малороссии не позже XVIII века, 2) пункт третий разъяснить в том смысле, что драматические пьесы, сцены и куплеты на малорусском наречии, дозволенные к представлению в прежнее время драматическою цензурою и могущие вновь быть дозволенными Главным управлением по делам печати, могут быть исполняемы на сцене, с особого, однако, каждый раз разрешения генерал-губернаторов, а в местностях, не подчиненных генерал-губернаторам,— с разрешения губернаторов, и что разрешение печатания на малорусском наречии текстов к музыкальным нотам, при условии общепринятого русского правописания, предоставляется Главному управлению по делам печати» [713] . Особо было подчеркнуто, что совершенно воспрещается «устройство специально малорусского театра и формирование трупп для исполнения пьес и сцен исключительно на малорусском наречии» [714] . Имелось в виду, что каждое представление должно было включать наряду с украинской пьесой также и русскую. Поскольку Эмский указ был секретным, эти новые правила также предполагалось распространить как служебную инструкцию, «не объявляя во всеобщее сведение». Никакого обсуждения существа украинского вопроса и аргументов сторонников отмены Эмского указа в докладе не было.
711
РГИА, ф. 776, оп. 11, ед. хр. 61. Л. 81—82.
712
РГИА, ф. 776, оп. 11, ед. хр. 61. Л. 82—82 об.
713
Там же. Л. 82 об—83 об.
714
Там же. Л. 83 об.
Доклад Совещания был утвержден Александром III в Гатчине 8 октября 1881 г. без каких-либо поправок [715] . Циркуляр о принятых изменениях был разослан губернаторам 16 октября. Инструкции, принимавшиеся в последующие годы, лишь ужесточали применение Эмского указа, вредность которого была ясна еще в момент его принятия наиболее трезвым противникам украинофильства среди царских бюрократов [716] . Вместе с многими другими маразматическими элементами старого режима Эмский указ перестал действовать лишь в 1905 г. |226Впрочем, никакой новой, более осмысленной политики в украинском вопросе режим так и не смог выработать вплоть до своего краха в феврале 1917 г.
715
Там же. Л. 81.
716
См., например, циркуляр ГУП от 31 декабря 1883 г. губернаторам южных губерний с требованием следить, чтобы пьесы на русском языке составляли не менее половины каждого представления местных трупп. РГИА, ф. 776, оп. 11, ед. хр. 61. Л. 95—96.
Переход в царствование Александра III к политике русификации в масштабе всей империи означал по сути интеллектуальную капитуляцию перед проблемой формирования русской нации. Задачу русификации империи в целом можно было рассматривать как хоть сколько-то реалистичную, и то лишь в отдаленной перспективе, только в том случае, если соглашаться с официальным тезисом об абсолютном преобладании русских среди населения Российской империи. Между тем защищать этот тезис можно было, только декларативно включая малороссов и белорусов вместе с великоруссами в состав единой общерусской нации. А это, в свою очередь, предполагало игнорирование уроков предыдущего царстования, события которого предельно ясно продемонстрировали политической элите, что над достижением цели объединения восточных славян в единую нацию необходимо долго и упорно работать. Эти уроки и были проигнорированы, когда насильственное обращение в православие — излюбленное средство не понимавшего механизмов националистической политики Победоносцева — превратилось в стержень русификаторских усилий власти [717] . Неудивтельно, что главным результатом недифференцированной и неумелой русификаторской политики последних двух царствований стали лишь гигантские православные соборы сомнительных архитектурных достоинств, кое-где сохранившиеся, как в Хельсинки, кое-где позднее снесенные, как в Варшаве.|227
717
Хороший анализ русификаторской программы Победоносцева см. в: Thaden Е. С. Conservative Nationalism… P. 183—203.