Украсть Ленина

Тарн Алекс

Он взял свой халат и молча пошел к двери в боковой стене зала. Веня укоризненно посмотрел на Вовочку:

— Зачем ты его обижаешь? Смотри, как человек старается…

— Ничего, — хмыкнул Вовочка. — С этого типа обида — как с гуся вода. Или не помнишь?

Переодевались в боковой комнате, где на каждого был выделен отдельный, обозначенный именем шкаф. Открыв его, Веня обнаружил смокинг и туфли и понял, почему Вадик интересовался по телефону его размерами. В зал Веня вернулся первым, откупорил бутылку шампанского и дожидался друзей с бокалом в руке.

— Я хочу, чтобы мы выпили за Вадьку, — сказал он, когда все собрались. —

За нашего дорогого Штюбинга, который так постарался для того, чтобы нам было сейчас хорошо. А если, дорогой Вадька, кое-кто иногда покусывает тебя, так это ведь никак не со зла, а исключительно ввиду несовершенства окружающей среды, которая, к сожалению, не состоит сплошь из таких, как ты. Будь здоров, дорогой!

Выпили. Вовочка вновь прослезился и пошел обниматься с хозяином. Несколько секунд они так и простояли, обнявшись и похлопывая друг друга по белым махровым спинам.

— Спасибо, Венечка, — сказал Вадик, оторвавшись наконец от Вовочки и удивительно быстро вернув себе прежний хозяйский вид. — Прошу всех садиться. Начинаем культурную программу. Для начала познакомьтесь с моим домашним животным.

Он хлопнул в ладоши. Входная дверь распахнулась, за ней послышались шум, возня, сдавленные ругательства, и какие-то странные звонкие шлепки, похожие на пощечины.

— Вадя, по-моему, там кого-то бьют… — осторожно заметил Витя.

— Идиоты! — закричал Вадик. — Всех уволю! Ничего нельзя поручить…

В этот момент раздался особенно громкий шлепок, и в зал влетел лоснящийся темно-коричневый бегемот, размерами с очень большого хряка. Вид у него был чрезвычайно раздраженный, и для того, чтобы это понять, не требовалось защищать диссертацию по психологии гиппопотамов. Пробежав несколько метров, он остановился, недовольно обозрел зал, угрожающе хрюкнул и со всех ног бросился к сервировочному столику.

— Держи его! Держи! — завопил Вадик. — Идиоты!

Тут только Веня заметил, что за животным тянется толстая цепь, на которой висят по меньшей мере пятеро крепышей в черных костюмах, безуспешно пытающихся затормозить рвущегося вперед бегемота. Тщетно! Разъяренная скотина неуклонно приближалась к столику с закусками и к людям в белых халатах.

— Вадя… — испуганно проговорил Витька и судорожно вцепился в подлокотники кресла. — Вадя!

— Спокойно! — заорал Вадик. — Ситуация под контролем! Стоять, падла!

То ли эта незаслуженная грубость обидела бегемота, то ли возымели наконец свое действие усилия крепышей, но он внезапно остановился, как вкопанный, приблизительно метрах в пяти от кресел. Витька перевел дыхание.

— Последний раз я был так испуган… — начал он, подумал и закончил: — Собственно, никогда.

— Ерунда! — выкрикнул Вадик, не отрывая взгляда от животного. — Смотрите! Теперь начинается самое главное!

Бегемот еще раз хрюкнул, на этот раз намного более миролюбиво и повернулся к бюстам вождей. Неторопливо переваливаясь на коротких ногах, он подошел к Горбачеву, понюхал, фыркнул и перешел дальше, к Брежневу.

— Смотрите, смотрите… — повторил Вадик, предостерегающе приподняв руку. — Выбирает…

Сопровождаемый крепышами, бегемот продолжил свое движение вдоль аллеи былой коммунистической славы, дошел до конца, чихнул и повернул обратно.

— Вадя, кончай дурью маяться, — с досадой проговорил Вовочка. — Давай лучше выпьем.

— Погоди! — отмахнулся хозяин. — Смотри, смотри!

Бегемот

остановился около Брежнева. Он еще раз тщательно внюхался, икнул, сделал круг, как собирающаяся улечься собака, присел и навалил под бюст огромную кучу.

— Браво! — восторженно вскричал Вадик. — Браво! Вы видели?!

— Что? — осторожно поинтересовался Веня после некоторого молчания. — Видели что?

— Как это «что»? — кричал Вадик. — Он насрал именно на Брежнева, вы поняли?

— Ну и?..

— Что «ну и»? Вы совсем дураки или как? Смотрите: он ведь вас совсем не знает. Как в этой ситуации никого не обидеть? Вот Вовочка, например, тащится от Ленина, а Венька, может, — от Хруща, а Витька, может, — от Сталина или, наоборот, от Горби… неизвестно ведь, правда? И только один вождь в полном консенсусе: Брежнев! Его, сколько ни обсирай, все равно ни один человек не обидится, так ведь? Вот он и выбрал… у-ти лапушка, у-ти молодец…

Вскочив с кресла, Вадька подбежал к бегемоту и принялся чесать его за ухом. Животное довольно похрюкивало. Рядом, убирая дерьмо с паркета, суетились крепыши с совками и тряпками.

— Вам, дуракам, не понять, — сказал Вадик умиленно. — А я так гадаю насчет правительственного курса. Запускаю в зал и смотрю, перед кем присядет. И, знаете, Вовка еще ни разу не ошибся. Ни разу. Не то что идиоты-политтехнологи… эти только бабло потребляют, а вот хороший прогноз дать…

— Кто? — тихо переспросил Вовочка.

— Что? — обернулся Вадик.

— Кто «не ошибся»?

Вадик замялся.

— Гм… Ты только не обижайся, Вовик… но я его твоим именем назвал. Соскучился. Поверишь ли, я всех своих домашних животных так зову.

— Ага, — выдавил из себя Веня, кривясь от сдерживаемого смеха. — И на морду лица они похожи: оба краснорожие, глазки маленькие…

На последнем слове он не выдержал и сполз с кресла. Витя тоже корчился рядом. Через секунду хохотали все четверо. Охрана тоже сдержанно усмехалась уголками плотно сжатых ртов, не переставая, впрочем, пристально сканировать глазами соответствующие сектора обзора. Вадик закончил смеяться последним. Он всегда заканчивал смеяться последним — смешливость часто сопутствует добродушию. Но это в прошлом, а сейчас он, может быть, просто следовал известному правилу. Все еще посмеиваясь, хозяин вернулся в кресло и наполнил бокалы. Друзья снова выпили. Тем временем крепыши внесли в зал корыто со свежими овощами, и бегемот присоединился к трапезе. Он забрался в корыто с ногами и жрал удивительно громко, с хрустом раскусывая репу, разламывая огурцы, чавкая, чихая и хрюкая.

Разлив по новой, Вадик подал знак. Зазвучало адажио из «Лебединого озера»; бюсты вождей словно бы приосанились, вспомнив былое. Затем с обеих сторон помещения распахнулись двери, и, постукивая по паркету твердыми носками балетных тапочек, в зал втянулись две длинные вереницы девушек. Кроме упомянутых тапочек и накладных ресниц на них не было надето ничего. Сделав несколько па, девушки разделились на кордебалет и четверку солисток. Солистки отчетливо выделялись на фоне кордебалета размерами бюстов и фигурной стрижкой лобков. После того, как перестроение было завершено, балерины замерли в неподвижности. Музыка смолкла, и даже бегемот, словно осознав торжественность момента, на время перестал хрюкать. Телохранители тоже резко изменили сектора сканирования, халатно сосредоточившись на тощих ягодицах артисток.