Укрощая шторм
Шрифт:
— Тогда почему? Почему ты сделал мне больно, если не имел этого в виду? — боль того дня до сих пор живёт внутри меня.
— Я не знаю... из-за страха, — он пожимает плечами.
— Страха? — я смущена и взбешена, о чём говорит мой тон.
Чувство вины обостряется на его лице.
— Это я и пытаюсь сказать... возможно, глубоко внутри меня жила мысль, что если я причиню боль тебе, то мне будет легко уйти от тебя. Если ты возненавидишь меня, то не останется никакого пути назад. Я просто не учитывал то, настолько сильно буду скучать по тебе. Насколько пустыми будут чувствоваться вещи… насколько опустошённым я
— Я не понимаю. Если ты хотел меня, то почему оттолкнул?
Может, я просто сморозила глупость, но я не могу понять его логику.
Он опускает взгляд.
— Потому что я идиот.
— Нет, — я качаю головой. — Ты эмоционально отстранён, но не идиот.
Он поднимает глаза к моим.
— Я идиот, Ли. Если бы ты знала обо мне всё — то, что я сделал, то, как я вёл себя, — ты бы не говорила так.
— Даже после твоего поведения по отношению ко мне в тот день, Том, моё представление о тебе не изменилось. И оно не изменится, независимо от того, что ты мне сегодня расскажешь.
— Я просто надеюсь, что ты всё ещё будешь так думать, когда я расскажу тебе всё, — он проводит рукой по волосам. Кажется, он нервничает, ему неловко. — То, что я должен сказать тебе... я выбрал действительно неудачное время, но, чтобы ты лучше поняла... ну, меня... я должен рассказать тебе это.
— Так, давай. Я слушаю, — я смотрю на него, подбадривая своим взглядом.
— Ладно, — он делает глубокий вдох. — То, что произошло сегодня с Дексом... я понимаю, каково тебе сейчас.
Он опускает глаза. Спустя мгновение он поднимает их, чтобы посмотреть на меня. Я вижу уязвимость, которую никогда не думала увидеть в Томе.
— Я знаю, как ты чувствуешь себя, потому что, когда мне было тринадцать лет, мой отец покончил с собой.
— О Боже, Том, мне так жаль, — я хватаю его за руку, сжимая её.
То, что случилось с Дексом, для меня всё ещё свежая рана. И, зная, что значит потерять мать, моё сердце болит за Тома.
Его пальцы оборачиваются вокруг моей руки.
— Декс и то, как ты потеряла свою маму... как пресса представила это... у нас с тобой гораздо больше общего, чем ты думаешь.
— Однако, нас объединяют не очень хорошие вещи, — говорю я, теребя пальцами свою губу.
Он убирает мою руку ото рта. Держа обе мои руки, он сплетает наши пальцы вместе. Я поворачиваюсь к нему всем телом, и он располагает свои ноги между моими, чтобы мы оказались лицом к лицу.
Он качает головой.
— Нет, это не так. Между нами есть нечто большее, чем просто это. Я лишь хочу, чтобы ты знала, что я понимаю, что ты чувствовала после того, как потеряла свою маму в таком возрасте. Внимание прессы... — его взгляд вонзается в ковёр у меня под ногами. — Мой отец не был таким знаменитым, как твоя мама, но фамилия моей семьи... известная. И тем, как он умер, очень интересовалась пресса.
Его фамилия?
— Твоя фамилия? Картер? — говорю я, запутавшись и пытаясь вспомнить каких-нибудь известных Картеров. Я не могу не вспомнить бывшего президента Картера, но не может быть, чтобы Том был связан с ним. Наверное.
Он раскаивающееся улыбается.
— Нет, Ли... на самом деле, Картер не моя фамилия. Это моё второе имя.
Я смотрю на него с замешательством.
— Сигал? То есть, как виски, которое ты ненавидишь?
— Да, Фейерверк, как виски, которое я ненавижу. Дело в том... что виски, которое я ненавижу, формально принадлежит мне. Ну, компания. Моё полное имя — Томас Картер Сигал Четвёртый.
Погодите-ка.
Он Томас Сигал? Разве Томас Сигал не умер? Разве он не умер несколько сотен лет назад?
Не будь такой глупой, Лила. Конечно, он не тот Томас Сигал. Он, должно быть, его праправнук или что-то в этом роде.
Святое дерьмо.
Ладно. Нам нужно сделать паузу на секунду.
Для сравнения: Том сказал мне, что он Томас Сигал IV — это практически то же самое, как если бы он сказал мне, что он праправнук Джека Дэниэлса.
Джек, Джим, Джонни и Томас — четыре самые известные наименования виски.
И я спала с Томасом.
Твою мать.
— Ладно, — пищу я. — Почему я не знала этого? Почему никто не знает об этом? Потому что ты известен, как участник УШ. Если уж на то пошло, почему ты в УШ, когда владеешь виски Сигал? И почему ты так ненавидишь своё же виски? И-и... — я выдыхаюсь.
Он тихонько посмеивается.
— Слишком много вопросов, Фейерверк.
— Я знаю. Прости. Просто я запуталась, — освободив руку, я потираю голову.
— Знаю. Это сбивает с толку, и извини за то, что не был честен с тобой с самого начала.
— Тебе не за что извиняться. Ты не должен был рассказывать мне историю своей семьи лишь потому, что спал со мной.
— Нет, должен был.
Подняв голову, он смотрит на меня, и сила в его взгляде поражает меня прямо в сердце.
— С самого начала между нами было нечто большее, чем просто секс. Мы оба знали это. Просто тогда я решил проигнорировать это, в то время как ты смело посмотрела правде в глаза.
Он ложится на диван, отклонив голову.
Заинтересованная его словами, я следую за ним. Сняв обувь, я забираюсь на диван, садясь рядом с ним, и поджимаю ногу под свою попу, прижимаясь своими бёдрами к его. Я смотрю на его лицо, отчаянно пытаясь узнать о нём всё.
Он наклоняет голову в мою сторону, с сожалением глядя мне в глаза.
— Ты с самого начала заслуживала узнать всё обо мне, узнать, во что ты ввязываешься, и мне жаль, что раньше я молчал об этом, — он пропускает руку через свои волосы. — Моё прошлое — это не тёплая и уютная история, и это не то, о чём я рассказываю. Единственные люди, которым о нём известно, — это Джейк и Денни. И Джонни, который унёс это с собой в могилу. Я рассказал им, как только УШ начал становится популярным, потому что они имели право знать, какой багаж я несу. Моё прошлое — это такого рода новости, которые любит жёлтая пресса. К счастью, никто никогда не копался в моём прошлом достаточно глубоко, чтобы обнаружить это, и я позаботился, чтобы так это и оставалось. Будучи распутным, играющим на бас-гитаре участником группы, я удерживал интерес людей ко мне именно на таком уровне. Спустя какое-то время то, с кем я трахался в очередной раз, становилось надоедливым. У людей пропал интерес.