Укрощение строптивых
Шрифт:
– К сожалению, осталось лишь немногое, мисс Гамильтон, – извинился он.
Иден грустно посмотрела на него.
– Спасибо, – тихо произнесла она.
Все выжидающе замолчали, но Иден не открывала шкатулку, лежащую у нее на коленях. Шкатулка была на удивление легка, и девушка с трудом сдержала желание потрясти ее, чтобы убедиться, что внутри нее действительно есть что-то, принадлежавшее в прошлом ее отцу и являющееся теперь единственным подтверждением его существования.
– Вам, наверное, хочется побыть одной, мисс Гамильтон?
Иден взглянула в доброе лицо светловолосого
– Да, спасибо, вы очень любезны, сэр.
Он провел Иден в небольшое помещение напротив через коридор, хотел закрыть за собой дверь, но остановился.
– Не торопитесь, мисс Гамильтон. Это моя комната, я здесь работаю. Я позабочусь, чтобы вам никто не мешал. Да, вот еще что. Пусть вас не смущает поведение Коттингтона, – он улыбнулся, – ужасно неприятный тип, такта не больше, чем у боевого слона.
Иден с усилием улыбнулась и, продолжая улыбаться, поставила шкатулку на письменный стол. Потом глубоко вздохнула, развязала тесьму и открыла крышку. Секретарь Коттингтона оказался прав: от человека, который когда-то был полковником Дугалом Гамильтоном, командиром Четырнадцатого Бенгальского пехотного полка, в самом деле осталось немного. Несколько медалей, другие награды, потерявшие свой вид от жары и плохого хранения... Золотой кушак от сабли, который отец надевал во время парадов, был аккуратно свернут и лежал на дне под нагрудным патронташем, который затвердел и покрылся плесенью. Приподняв их дрожащими пальцами, Иден увидела связку пожелтевших писем. Чернила уже выцвели, и прочесть ничего было нельзя.
Неожиданно слезы брызнули у нее из глаз – первые слезы, которые она пролила по отцу за все эти годы, – и чувство беспомощного отчаяния комком застряло у нее в горле. Дугал Гамильтон отдал жизнь за Индию – землю, которую он очень любил, любил так же сильно, если не больше, как жену и ребенка. Просто непостижимо, что от него почти ничего не осталось, кроме нескольких военных наград, пачки писем да нескольких боевых историй, которые солдаты в Лакнау рассказывают до сих пор.
– Как несправедливо! – прошептала Иден. – Как несправедливо, что это произошло с тобой, папа!
И неожиданно для себя она с болезненной ясностью поняла, что никогда не сможет покинуть Индию. Уехать после того, как отец отдал за нее жизнь, погиб за то, чтобы британцы могли спокойно жить здесь, уехать после всего этого – значит предать память отца.
Слезы жгли глаза. Иден на мгновение прижала аккуратно свернутый кушак к щеке, затем осторожно положила в шкатулку. Шурша накрахмаленными нижними юбками, подошла к потускневшему зеркалу, висевшему на стене за столом Генри Паскаля, вытерла скомканным платком заплаканные глаза, поправила выбившуюся прядь волос и решительно выпрямилась.
Когда несколько минут спустя она вернулась в приемную, у нее на лице не осталось
– Благодарю вас за помощь, сэр. Очень любезно с вашей стороны, я доставила вам столько хлопот.
– Сожалею, что не удалось сделать больше, мисс Гамильтон, – отозвался сэр Уильям покашливая. «Прелестное создание, – подумал он про себя, – жаль, что судьба так сурова к ней».
Генри Паскаль один проводил Иден к выходу, где королевский гвардеец в элегантной форме встал по стойке смирно, приветствуя их.
– Обращайтесь к нам в любой момент, мисс Гамильтон,всегда рады помочь.
– Благодарю вас, сэр, вы очень добры, – ответила Иден, протягивая ему руку и глядя в лицо.
Паскаль поклонился, взяв ее обтянутую перчаткой руку в свою. Он немного задержался на площадке, наблюдая, с каким достоинством Иден спускается по широким мраморным ступеням.
– Три тысячи чертей! – вдруг вырвалось у него. – Роксбери просто идиот!
Проходящий мимо служащий услышал его и вздрогнул от удивления.
– Надеюсь, это было не слишком болезненно, дорогая, – обеспокоенно заметил полковник, когда они опять ехали рысцой по дышащей жаром дороге, что вела в сторону дальних горных кряжей и британских поселений. – Столько воспоминаний, представляю, как это нелегко...
– Напротив, – тихо ответила Иден, – я рада, что теперь у меня есть хоть что-то на память о папе. Наш дом ведь был разграблен и сожжен, я думала, уже ничего не осталось.
– Рад слышать это, – с облегчением произнес полковник. Иден, конечно, не подозревала, но полковник ожидал обычных женских истерик – тех, от которых он всегда становился совершенно беспомощным и растерянным и которые часто случались у миссис Портер и его дочерей, приводя его в ужас. Но сейчас, глядя в сосредоточенное лицо молодой девушки, сидевшей рядом, он пришел к выводу, что мисс Гамильтон обладает не только замечательным характером, но и завидным мужеством.
– Скоро вы будете со своей семьей, – сердечно проговорил он, пытаясь хоть как-то приободрить ее. – У нас теперь телеграфная связь, и пароходы ходят между Бомбеем и Аденом, так что новости придут быстро.
Иден улыбнулась в ответ и подумала, что сказал бы полковник, узнай, что она не собирается покидать Индию, как бы настойчиво ни приглашали ее к себе шотландские родственники. Несомненно, он бы счел ее сумасшедшей и обратился бы к графу Роксбери с просьбой образумить ее. Тут Иден решительно тряхнула головой – этого она не допустит. Кто-кто, а его сиятельство никогда не будет больше ей приказывать.
Убедить их разрешить ей остаться в Индии будет нелегко, в этом Иден не сомневалась. Во-первых, она еще несовершеннолетняя, а во-вторых, наследство, оставленное ей отцом, как правильно заметил сэр Уильям Коттингтон, плачевно мало. Даже вместе с пособием за отца от военного ведомства этого не хватит на жизнь, а найти работу одинокой женщине со скудными средствами лучше не надеяться.