Укрощение варвара

Диксон Руби

Но теперь я также вижу другой слой под «самоуверенным придурком». Он все еще такой, но он также… одинок и отчаялся. Он увидел в моей сестре шанс и воспользовался им. Я должна ненавидеть его за это. Вместо этого я продолжаю думать о том, какой теплой была его пушистая, бархатистая грудь.

Я, должно быть, идиотка.

— Ну, если тебе скучно, — беспечно говорю я, — тогда научи меня охотиться. Мы можем составить друг другу компанию. — Я дергаю за тетиву лука, которая затянута у меня между грудей, как ремень безопасности. — Мне нужно научиться быть полезной. Не только потому, что мне нужно внести

свой вклад в ситуацию с продовольствием, но мне нужно что-то делать.

Я не указываю на мысль, засевшую в глубине моего сознания: что мне нужно быть в состоянии позаботиться о себе, если я когда-нибудь не выдержу этого и захочу покинуть племя. Я продолжаю говорить себе, что этого никогда не случится, и все же я продолжаю думать об этом. Потому что я не чувствую себя любимой, или нужной, или принятой, и до сих пор я не понимала, как сильно мне это было нужно.

Хассен рассматривает меня так долго, что я не могу сказать, что происходит в его голове. Он думает о том, чтобы научить меня? Он думает порочно обо мне? Он… сосредоточен на сексе? Я дрожу от этой мысли, потому что это еще одна мысль, которая не выходит у меня из головы.

Глупая голова, всегда держится не за то, что нужно.

Я снова тереблю тетиву лука, и его взгляд устремляется туда. Я замираю, потому что теперь это означает, что он смотрит прямо на мои сиськи. Я надеюсь, он не задается вопросом, почему они намного крупнее чем у всех остальных девушек здесь. Никто из инопланетян не страдает лишним весом, и это был бы чертовски неловкий разговор.

— Предполагается, что я изгнан, — наконец говорит он, снова глядя мне в глаза.

— Хорошо, — радостно говорю я. — Я просто научусь сама. Ничего особенного. — Я отворачиваюсь.

Он хватает меня за руку и, к моему удивлению, рычит — совсем как медведь. Это странно… и это заставляет мое тело трепетать чуть сильнее, чем следовало бы.

— Ты не дала мне закончить, женщина.

— Пффф. Тогда давай заканчивай, самец. — Я поворачиваюсь к нему и величественно жестикулирую. — Продолжай.

Хассен скрещивает руки на груди. И ладно, мне действительно не следует обращать внимание на тот факт, что это заставляет его руки изгибаться в самые невероятные бицепсы, или что его грудные мышцы — это удивительные плоские квадраты мышц, которые просто умоляют, чтобы их снова погладили.

— Мы не можем никому рассказывать, что мы пересекаемся. Я не хочу, чтобы вождь продлевал мое изгнание.

Ой. Это его единственная забота? Я улыбаюсь с облегчением. Такое чувство, что он только что согласился быть моим другом, и странно, насколько это меня радует.

— Круто. Так ты все-таки собираешься учить меня?

Он быстро кивает и снова изучает меня.

— Но не с этим луком.

— Почему нет?

— Твои руки недостаточно длинны, чтобы правильно его натянуть. Ты меньше, чем Лиз.

Это не то, что я часто слышу, и я немного выпрямляюсь из-за этого. Я имею в виду, очевидно, что он говорит не о наших фигурах, потому что Лиз только что родила ребенка, а я все еще крупнее ее, но мне все равно нравится это слышать.

— Тогда что?

Он хватает мою руку и изучает ее, хмурясь про себя.

— Н-на что ты смотришь? — Боже, кажется, у меня перехватило дыхание. Но то, что он схватил меня за

руку, как бы поставило меня в тупик. Его руки такие чертовски большие, и я чувствую себя такой изящной и женственной рядом с ним.

— У тебя маленькие пальцы, — говорит он мне, и это звучит как предостережение. — И маленькие руки. Слишком малы для моих клинков.

— Есть ли где-нибудь дополнительные клинки, которые я могу позаимствовать? — Часть меня хочет вырвать свою руку обратно из его хватки, а другая часть меня хочет, чтобы он провел большим пальцем по всей длине моей поднятой ладони. Или поцеловать его. Да, поцелуи сработали бы.

О, боже, теперь у меня странные сексуальные фантазии о парне, который похитил мою сестру.

Я вырываю свою руку из его, и он выглядит удивленным, затем, кажется, отмахивается от этого.

— В пещере для хранения.

Я думаю о планировке Пещеры племени. В задней части «нового» крыла есть комната или две — зона с необработанным камнем, — где хранится много лишних мехов, костей и прочего.

— Мне кажется, я знаю, где это. Я посмотрю.

— Встретимся там утром, — поправляет он меня. — Я подберу подходящее оружие для размера твоей руки, и мы потренируемся на нем.

Я хочу возразить против его шовинистического отношения «Я выберу для маленькой леди», но на самом деле я не знаю, повлияет ли на ситуацию размер моей руки в конце концов. Может быть, я просто защищаюсь. Я смотрю на большие ножи, пристегнутые к его поясу, и пытаюсь представить их в своих руках. Ладно, да, возможно, он понимает в этом больше меня.

— Мы можем сходить туда сейчас…

— Нет. Сейчас я отведу тебя домой.

Высокомерный придурок.

— Зачем?

— Потому что в этом районе есть мэтлаксы, и это небезопасно для тебя. — Он кладет руку мне на плечо и медленно поворачивает меня обратно в ту сторону, откуда я пришла. — Итак, я собираюсь проводить тебя домой, а затем собираюсь пойти и найти Таушена и убедиться, что он тоже вернулся в пещеру.

Таушен? А?

— О'кей. Тогда во сколько мы встречаемся утром? Потому что я должна предупредить тебя, что у меня довольно плотное расписание, — легкомысленно говорю я.

— Раа-спии-сааа-нии-ее? — То, как он произносит это слово, забавно, все растянуто и странно. — Что это? — спрашивает он.

— Это шутка, — сухо отвечаю я. — Не бери в голову.

***

Остаток дня я тусуюсь в Пещере племени. На самом деле, мне нечего делать, а все остальные кажутся настолько озабоченными, что мне неловко спрашивать, не нужна ли кому-нибудь помощь. И на самом деле, я мало что могу сделать, чтобы помочь со многими вещами. Я ничего не смыслю ни в младенцах, ни в освежевании, ни в оперении стрел, ни в плетении, ни в чем подобном, так что в основном я заканчиваю тем, что сижу у костра со скучающим видом. Обычно несколько человек сидят вокруг и составляют мне компанию, но сегодня пещера кажется невероятно пустой. Вокруг сидят несколько старейшин, и я слышу, как вдалеке плачет ребенок. Огонь продолжает сгорать дотла, и поэтому мне приходится продолжать его разжигать, а это… не то, в чем я хороша. В итоге я подбрасываю в огонь много крупных сухих навозных крошек и надеюсь на лучшее.