Укрощение
Шрифт:
— Конечно. И не волнуйся за Тиру. Скорее всего, она просто забыла, что ты собиралась ее подвезти. Сама знаешь, подростки — они такие.
Марта снова ушла в денник, а Тереза быстрым шагом направилась через двор к машине. Ей хотелось поскорее поехать домой. Авось Тира уже давно там!
Анна сидела за столом, глядя в спину Дана. Она видела, как его мышцы напряглись под футболкой, когда она заговорила, но он ничего не говорил, молча продолжив мыть посуду.
— Что нам делать? Так дальше невозможно, — повторила женщина.
Несмотря на то что одна мысль о разводе приводила ее в панику, разговор о будущем назрел.
— Ты прекрасно знаешь, как я раскаиваюсь в том, что произошло, и мне всей душой хотелось бы, чтобы этого вообще не было, но это не в моей власти, — заговорила Анна снова. — Поэтому если ты хочешь, чтобы мы разъехались, я уеду. Мы с Эммой и Адрианом могли бы найти жилье — в домах здесь, в округе, наверняка найдется квартира, которую мы могли бы снять. А так мы просто не можем жить, это просто невозможно. Эта ситуация разрушает нас обоих, и детей тоже. Разве ты ничего не замечаешь? Они даже боятся ссориться, едва решаются что-либо говорить, потому что боятся сказать что-нибудь не то, от чего станет еще хуже. Я больше не могу, и лучше я уеду отсюда. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь!
Всхлипы прервали ее последние слова. Ей казалось, что она слышит чужой голос, что это плачет кто-то другой. Анна словно парила над собой, глядя на осколки своей прошлой жизни и на мужчину, которого любила больше всех и которого так сильно ранила.
Дан медленно обернулся. Он стоял, прислонившись к мойке, и смотрел на свои ноги. Сердце у женщины сжалось, когда она увидела глубокие морщины на его лице, серую безнадежность. Она изменила его в чем-то важном — и труднее всего ей было простить себе именно это. Раньше ее супруг всегда думал о других только хорошее, веря, что все остальные так же честны, как и он сам. Но она разубедила его в этом, отняла у него веру в себя и в людей.
— Я не знаю, Анна, — вздохнул мужчина. — Не знаю, чего я хочу. Месяцы проходят один за другим, мы делаем повседневные дела, ходим кругами вокруг друг друга…
— Но мы должны на что-то решиться. Или расстаться. Я больше не могу жить в таком подвешенном состоянии. И детям нужна определенность.
Женщина почувствовала, как у нее потекло из носа, и утерлась рукавом джемпера. У нее не было сил вставать и идти за бумажным полотенцем. К тому же рулон с полотенцами стоял за спиной Дана, а Анне нужна была дистанция метра в два, чтобы выдержать этот разговор. Если бы она ощутила вблизи запах любимого и тепло его тела, ее нервы могли бы сдать. С самого лета они не спали в одной комнате. Муж спал на матрасе у себя в кабинете, а она — в спальне, в их двуспальной кровати. Анна не раз предлагала ему поменяться, чувствуя, что это она должна была бы спать на тонком неудобном матрасе, просыпаясь каждое утро с болью в спине. Но Дан лишь качал головой в ответ на ее предложение и каждый вечер уходил в кабинет, чтобы улечься спать там.
— Я хочу попробовать начать все сначала, — прошептала женщина. — Но только если ты хочешь и веришь, что у нас есть хоть малейшая возможность. А иначе — лучше мы уедем. Я могу позвонить в агентство «Недвижимость Танума» прямо сегодня и узнать, что у них есть. Нам немного надо для начала, мне и детям. Мы жили в простых условиях, мы справимся.
Лицо Дана исказилось гримасой. Он закрыл лицо руками, и его плечи
Когда рыдания стихли, оба некоторое время стояли неподвижно. А потом Дан тихо обнял жену.
Сворачивая налево после мельницы, в сторону Квилле, Лассе Ханссон чувствовал, как в нем закипает злость. Ни разу Тереза не поехала с ним! Неужели это так сложно — делать что-то сообща, неужели она не может проявить малейший интерес к тому, что изменило его жизнь и сделало его новым человеком? Он и община так много могли ей дать, но она предпочитала жить во тьме вместо того, чтобы впустить свет любви Божьей, освещавшей его жизнь.
Ханссон нажал на педаль газа. Он потратил столько времени, споря с женой, что теперь может опоздать на встречу руководства общины! Кроме того, ему пришлось объяснить ей, почему он не хочет, чтобы она бывала в конюшне, рядом с Юнасом. Она согрешила с этим мужчиной, занималась с ним сексом, не будучи замужем, — и какая разница, сколько лет прошло с тех пор? Бог желает, чтобы человек жил в чистоте и истине, чтобы грязные дела прошлого не отягчали душу. Сам Лассе признал и изгнал из своей жизни все плохое, очистился от грязи.
Это не всегда давалось легко. Повсюду его подстерегал грех. Бесстыжие женщины, которые предлагали себя, пренебрегая Божьей волей и Божьими заповедями, пытаясь совратить мужчин. Такие грешницы должны быть наказаны — и Ханссон был убежден, что это его задача. Бог говорил с ним, и никто не должен теперь усомниться в том, что он стал новым человеком.
В общине это видели и понимали. Они окружали его любовью, заверяли, что Бог простил его, что его жизнь теперь — чистый лист. Он много думал о том, как близок был к падению, к возвращению в прошлое. Однако Бог чудом своим спас его от плотской слабости, сделав своим сильным и мужественным учеником. Только Тереза отказывалась видеть, как он изменился.
Раздражение не покидало Лассе всю дорогу, но, как всегда, душа его преисполнилась покоя, едва он вошел в двери современного здания общины, финансируемого щедрыми прихожанами. Для такого удаленного места приход был большим, в первую очередь благодаря главе Яну-Фреду, который десять лет назад, после долгой борьбы, взял на себя руководство. До этого момента церковь именовалась «Церковью пятидесятников в Квилле», но новый глава тут же переименовал ее в «Христианскую истину».
— Здравствуй, Лассе! Как замечательно, что ты приехал! — воскликнула жена Яна-Фреда Леонора, выходя ему навстречу. Это была роскошная блондинка лет сорока, которая вместе с мужем управляла общиной.
— Да, мне всегда приятно приходить сюда, — ответил мужчина и поцеловал ее в щеку. Он ощутил запах ее шампуня и с ним — вздох соблазна. Но наваждение длилось лишь краткий миг, и Ханссон знал, что с Божьей помощью сумеет прогнать старых демонов. Слабость к спиртному ему уже удалось победить, но слабость к женщинам оказалась более тяжелым испытанием.
— Мы с Яном-Фредом говорили о тебе сегодня утром, — сказала Леонора, беря его под руку и ведя в сторону конференц-зала, где должен был проходить курс по управлению.