Укрытие. Книга 1. Иллюзия
Шрифт:
Лукас не мог заставить себя учиться – во всяком случае, учить то, что ему полагалось. Раскрытый том Правил лежал на деревянном столике, склоненная маленькая лампа на гибкой ножке заливала его пятном теплого света. Вместо того чтобы заниматься, Лукас стоял перед схемой на стене, глядя на расположение укрытий, очень похожее на расположение серверов в комнате у него над головой, и прислушиваясь к рации, транслирующей звуки далеких боев.
Шло решительное наступление. Отряд Симса потерял несколько человек после мощного взрыва где-то на лестнице – но не на главной лестнице, – и теперь они вели бой, который, как они надеялись, должен стать последним. Из маленьких динамиков рации доносились разбавленные потрескиванием статики переговоры бойцов, согласовывающих свои действия. Бернард выкрикивал им приказы из
Лукас знал, что ему не следует это слушать, но не мог остановиться. В любой момент могла позвонить Джульетта и спросить про новости. Она захочет узнать, что произошло, как наступил конец, и хуже самого рассказа будет лишь признание, что он ничего не знает, потому что у него не было сил слушать.
Протянув руку к схеме, Лукас коснулся округлого значка Семнадцатого укрытия. Он чувствовал себя божеством, обозревающим строения с высоты. Лукас представил, как его рука пронзает темные облака над Джульеттой и ложится на крышу сооружения, построенного для тысяч людей. Он провел пальцами по красному кресту, перечеркивающему укрытие на схеме, по двум косым линиям, символизирующим столь большую потерю. На ощупь линии оказались скользкими, как если бы их провели восковым карандашом или чем-то подобным. Лукас попробовал вообразить, как однажды получит известие, что все население какого-то укрытия погибло. И ему придется открыть ящик стола Бернарда – его стола – и отыскать красную палочку, а потом перечеркнуть еще один шанс для их Наследия, еще одно убежище под землей.
Лукас взглянул на потолочные лампы. Они горели ровно, не мигая. Почему она не звонит?
Он поскреб косую линию и отделил чешуйку. Воск застрял под ногтем, но линия на бумаге осталась кроваво-красной. Ее уже не стереть, не отчистить…
Динамик взорвался звуками перестрелки. Лукас подошел к полке, где стоял приемник, и послушал, как выкрикиваются приказы и люди убивают друг друга. На лбу выступил липкий пот. Лукас знал, что ощущаешь, когда нажимаешь на спусковой крючок и обрываешь чью-то жизнь. В груди стало пусто, ноги подкосились. Он ухватился за полку влажными ладонями и посмотрел на аппарат, висящий в запертой клетке. Как ему хотелось вызвать всех этих людей и попросить не делать того, что они делают, прекратить безумие, насилие, бессмысленные убийства. Для всего укрытия происходящее сейчас может закончиться красным крестом. Вот чего они должны бояться, а не друг друга.
Лукас коснулся металлической решетки, не подпускающей его к рации, ощущая свою правоту и одновременно глупость стремления рассказать все остальным. Это так наивно. И ничего не изменит. Слишком просто – удовлетворять кратковременную ярость, глядя на кого-то поверх ствола. А вот чтобы избежать уничтожения, требуется нечто иное – предвидение и невероятное терпение.
Пальцы Лукаса скользнули по металлической решетке. Он заглянул внутрь, посмотрел на шкалу со стрелкой, указывающей на пометку «18». На круглой шкале было пятьдесят номеров, обозначающих пятьдесят укрытий. Лукас тщетно подергал дверцу клетки, желая услышать что-нибудь другое. Что можно услышать из тех далеких мест? Наверное, что-то безобидное. Шутки и треп. Слухи. Лукас подумал, с каким трепетом вклинился бы в один из таких разговоров и представился людям, которые еще ничего не знают. «Я Лукас из Восемнадцатое укрытия», – произнес бы он. И те захотели бы узнать, почему у укрытий есть номера. И Лукас попросил бы их быть добрыми друг к другу, сказал бы, что их осталось очень мало и что все книги и звезды во Вселенной станут бессмысленны, если не сохранится никого, кто мог бы читать и смотреть на небо через просветы в облаках.
Лукас оставил рацию в покое – она продолжала трещать о войне – и прошел мимо стола и пятна света, заливающего скучные Правила. Он стал просматривать коробки с книгами в поисках чего-нибудь, чтобы отвлечься. Он ощущал тревогу и ходил туда-сюда, подобно свинье в загоне. Надо было бы сделать пробежку между серверами, но после бега придется идти под душ, а мытье почему-то стало казаться ему невыносимой обязанностью.
Согнувшись возле дальнего конца полок, Лукас стал перебирать лежащую там стопку не подшитых и не уложенных в коробки бумаг. В эту стопку
Радио как раз громко сообщало о худшем.
Лукас вернулся к столу и наклонил лампу так, чтобы она освещала рукопись. Когда-то он боялся звонков Джульетты, боялся, что его застукают во время разговора, или что на вызов ответит Бернард, или что она попросит его сделать то, что он не сможет, или никогда больше не позвонит снова. А теперь, когда лампы над головой светили ровно и сигнал не гудел, Лукас мечтал только об одном – о ее звонке. И от ожидания у него сдавливало грудь. Хотя подспудно он понимал: то, что делает Джульетта, опасно и с ней может случиться что-то плохое. В конце концов, она жила под красным крестом – отметкой, означающей смерть для любого, кто там находится.
Страницы руководства были полны примечаний, которые она делала остро заточенным карандашом. Лукас потер одну такую строчку, ощутил бороздки от грифеля. Смысл самих примечаний остался для него непостижим. Позиции регуляторов во всех мыслимых комбинациях, позиции клапанов, электросхемы… Пролистывая страницы, он воспринимал руководство как нечто схожее с его звездными картами и созданное человеком, мыслящим примерно как он сам. От осознания этого факта разделяющее их расстояние стало восприниматься еще тяжелее. Ну почему он не мог все вернуть? Отправиться в прошлое, куда-нибудь до очистки, до серии похорон. Она каждый вечер приходила бы с работы и сидела рядом, а он всматривался бы в темноту. Они размышляли бы и наблюдали за небом, болтали и ждали.
Лукас перевернул руководство и принялся читать текст пьесы, казавшийся почти неразборчивым. На полях он увидел примечания, сделанные не рукой Джульетты. Он предположил, что их оставила мать Джульетты или кто-то из актеров. На некоторых страницах имелись схемы со стрелочками, обозначающими движение. «Актерские пометки», – решил он. Перемещения по сцене. Наверное, пьеса была подарком Джульетте – женщине, к которой он испытывал чувства и чье имя значилось в названии пьесы.
Лукас стал просматривать текст в поисках чего-нибудь поэтического, что смогло бы поднять ему настроение. Пробегая страницы глазами, он вдруг мельком заметил знакомый почерк. Лукас стал перелистывать пьесу обратно, пока не отыскал нужное место.
Да, это точно была рука Джульетты. Лукас положил лист под лампу, чтобы прочесть выцветшие буквы:
Джордж, Лежишь ты предо мною. Мертвый. Спокоен. Недвижим. С чела морщины стерты. К чему гадать, искать ответ впустую? Я знаю, что стряслось, и я тоскую. Подожди. Подожди, подожди меня, милый. Мои робкие просьбы в безмолвье застыли. Украду поцелуй с губ холодных твоих, Как единственный плод нашей тайной любви [3] .3
Перевод В. Двининой.
Лукасу показалось, что его грудь пронзил холодный стержень. Тоска сменилась вспышкой ярости. Что это за Джордж? Увлечение молодости? У Джульетты никогда не было официальных отношений – он проверил документы на следующий же день после их первой встречи. Доступ к серверам давал ему некоторые полулегальные возможности. Может быть, предмет ее воздыханий? Какой-то мужчина из механического, уже влюбленный в другую девушку? Для Лукаса подобное оказалось бы еще хуже. Мужчина, которого она страстно желала, как никогда не станет желать его самого. Может, потому она и нашла себе работу так далеко от дома? Чтобы не видеть этого Джорджа, который ей никогда не достанется? И чувства к которому она спрятала на полях пьесы о запретной любви?