Укус змеи (сборник)
Шрифт:
Этот фартук, деталь домашнего быта, особенно его раздражал. Как будто они женаты сто лет!
Рая безошибочно почувствовала, что он собирается ей сказать. Уйти! Вернуться к своей железной мымре! В этих стенах Рая никогда не видела Михаила холодно-отстраненным. А прежде, в других стенах — на кафедре — множество раз. Она и полюбила его таким — взрослым, мужественным, ироничным и недоступным. С него можно было лепить скульптуры! Натурщик для античной фигуры веселого мудреца — вот кем был Миша. И оставался. И собирался ее бросить.
Страх потери
Девушка билась в истерике у него на груди. Мише ничего другого не оставалось, как утешить ее, проглотить заготовленные прощальные речи. Не бросать же человека на грани суицида!
— Ты не уйдешь? Не уйдешь? — твердила Рая.
— Нет, — вынужденно ответил Михаил. — Не уйду.
— Сейчас мы пойдем ужинать?
— Пойдем. — Миша отлепил от себя Раю. — Что в меню?
— Макароны по-флотски плюс икра заморская, кабачковая магазинная.
— Великолепно. Накрывай на стол, я сейчас подойду.
— Миша, ты правда со мной останешься?
— От макарон по-флотски меня не может увести даже соблазн в виде золотого запаса страны.
Когда Рая, оглядываясь, всматриваясь в Мишины глаза, пытаясь понять их выражение (он в ответ дурашливо улыбался), ушла-таки на кухню, он подскочил к телефону. Набрал свой домашний номер. Никто не ответил. Набрал номер сотового телефона жены.
— Слушаю, — неестественным, сдавленным голосом ответила Татьяна.
— Что у тебя с горлом?
— Маска на лице, я в косметическом салоне. Миша, это ты?
— Твой законный супруг, — по-дурацки, униженно проблеял Миша.
— И чего тебе, «законный», надо?
— Танюша! Обстоятельства последнего времени могли ввести тебя в заблуждение…
— Не надо про обстоятельства! Квартиры ты не получишь! Как раскатали губы, так и закатайте! Понял?
— Квартирный вопрос, как сказал классик, нас испортил, но я…
— На мою работу намекаешь? Которая тебя десять лет кормила, позволяла на лаврах почивать?
— Таня, я не это имел в виду! В наших отношениях никогда не было вульгарного — кто сколько в копилку бросил. Не деньгами измеряется человеческое…
— Кто бы говорил! — Таня на секунду замолчала, явно выслушивая чьи-то речи. И продолжила: — Мне сейчас вредно мышцами лица двигать. Быстро формулируй, чего тебе надо.
— Только тебя.
— Чего?
В комнату вошла Рая, сказала, что ужин готов, и настороженно спросила:
— Миша, с кем ты разговариваешь?
Он удивился сам себе. Почему-то вдруг струсил, откуда-то выскочило и было произнесено в телефонный микрофон:
— До свидания, Петр Вениаминович! (так звали заведующего кафедрой). Желаю здравствовать! — и положил трубку.
На другом конце Таня, получив это послание, мгновенно и точно расшифровав его — любовница застукала Мишу, — будто удар
— Сволочь! — сказала Таня, нажимая на кнопку «отбой». — Это я не вам, — подставила она лицо косметологу. — Продолжайте.
Есть женщины — как, например, Татьяна, — для которых бурные рыдания служат средством понижения градуса страданий. Наревелась — и легче стало, отодвинула от себя горе, посмотрела на него со стороны и поняла: еще не конец света.
Раечка была совершенно иной. Для нее взрыв эмоций, рыдания и истерики — точно подзарядка батареи, залог длительных переживаний. «Если я так убивалась из-за Мишиной хвори, — рассуждала она, — значит безумно люблю и обязана сражаться за свою любовь». Она не хотела повторения однажды пережитого страха потерять Мишу, это как второй раз опустить руку в кипяток — кому приятно? Раечка настроилась на борьбу до последней капли крови. И этим объяснялось ее долготерпение, ведь не каждый осилит — просыпаться утром и видеть обескураженное лицо любимого, который не знает, каким ветром его занесло в твою постель.
Версия с последствиями клинической смерти давала трещины. Рая призналась Михаилу, что влила в него, бесчувственного, снадобье, взятое у родной тетки. А сама тетка пропала, как в воду канула, найти не могут, и спросить не у кого.
— Что за чушь! — скривился Миша. — Вы хотите сказать, что напоили меня какой-то гадостью? Отравили?
— Не говори мне «вы»! — (Миша все время путался.) — Ты умирал! Врачи сказали — никаких надежд. Я была в отчаянии! Возможно, если бы не то средство, тебя бы давно не было в живых!
— Хорошо, допустим, оно повлияло на мою память. Потому что чертовщина, которая длится сегодня с утра, никакими разумными причинами объясниться не может. Но что именно это было? У вас оно осталось? Нужно сделать анализ, выяснить состав.
— Нет, — помотала головой Рая, — выбросила банку.
— Премного благодарен!
— Злишься на меня? Дорогой, ведь ты любишь меня! Сейчас тебе докажу! Вот, читай!
Рая протянула ему листочки со стишками. Написаны определенно его рукой, и дата (из будущего) стоит. Он посвящал (посвятит?) их Рае. Стишки были весьма фривольными и не оставляли сомнения в характере их (прошлых? будущих? черт не разберется!) отношений.
Несколько раз Миша настаивал, что должен вернуться домой, удостовериться в реальности Раиных слов. Она тянулась за ним следом. Приходили в отсутствие Татьяны, Миша открывал дверь своим ключом и находил подтверждения тому, что здесь больше не живет. На кухне висел большой календарь, на котором Таня имела обыкновение в начале месяца делать памятки о днях рождения родных и знакомых. Обводила ручкой дату и писала поверх «Д. Р. Коли» или «Д.Р. соседки Вали», чтобы с утра позвонить и поздравить. По календарю получалось, что справили день рождения уже мартовские именинники, а в сознании Михаила и сентябрь не наступил. Он понуро уходил из дома, ведомый под руку Раей, утешавшей и успокаивающей его.