Улеб Твердая Рука(др. изд)
Шрифт:
— Ну уж нет! Мы с ней условились!
— Мало что вы уславливались. Я поклялся вернуть ее уличам.
— А я поклялся вернуть ей волюшку! — кипятился чеканщик. — Ты-то кто ей?
— Братец родной.
— А я суженый! Ох, не погляжу, что ты…
— Договаривай! Договаривай! — Улеб взорвался. — Иль забыл, что я Твердая Рука!
— А я Меткий Лучник!
— Да я!.. — Улеб даже лошадь попридержал. Но вдруг подавил в себе негодование. — Слушай, Велко, довольно нам ссориться. Сестрица поедет куда пожелает.
— Мы с нею навеки, знаю.
— Вот и будешь вместе
— Лучше ты вместе с нами в Расе.
— Сама порешит, как быть.
— Ну и посмотрим.
Обоих подстерегло ужасное разочарование в первый же день пребывания у злополучного кастрона. Улии в нем не оказалось. Кого из добрых людей спроси, все в один голос:
— Красивую невольницу хозяин забрал к себе. Давным-давно присылал слугу за Марией.
— Где, где Калокир? — переспрашивали.
— Бог его знает, где-то в армии, — отвечали, — сам сюда вовсе перестал наведываться. Лишь как-то нагрянули издалека воины с его приказом, перебили тут некоторых, а главного их, Блуда, связали и уволокли.
Друзья допытывались снова и снова, отказывались верить ушам своим. Улеб проник в укрепление, все разузнал поподробнее, перепроверил — не обманули. Осунулся с горя, часами понуро сидел на поваленном дереве в каштановой роще, где Велко по старой памяти избрал постой для лошадей.
— Все толкуют… Мария, Мария… Почему Мария?
— Нашу Улию, — вздохнул Велко, — так объявил Калокир. Ладно, будем искать повсюду. Калокир — стратига, патрикий, человек видный.
Проезжая мимо обрамленного густым тростником круглого озерца посреди каменистой низменности, Велко воскресил в своем рассказе картину неудачного побега с Улией, поединка дината и Лиса. Напоминание о потерянном огненном жеребце усугубило и без того очень мрачное настроение Улеба.
Решили пробираться в столицу. Там есть дом Калокира, болтливые слуги. Опасно, конечно, да что поделаешь.
А однажды в скромной придорожной корчме довелось Твердой Руке и Меткому Лучнику услышать кой-какие новости.
Они сидели за ужином в полутемном углу, как всегда избегая общения с посторонними без нужды. Время было вечернее. За плотно заколоченными окнами противно завывал мокрый холодный ветер. Изредка раздавался скрип проезжавших мимо повозок. Зябко покрикивали погонщики, тяжело хлюпали копыта буйволов в зимней распутице.
В корчме было тепло и шумно. Кто победней, находил здесь овсяную или тыквенную кашу и горячую подслащенную воду. Кто побогаче, удовлетворялся куском дымящейся говядины и молоком. Знаменитые ромейские виноградные напитки, столь обязательные в домах империи, здесь почему-то не подавались. Вероятно, настали самые черные дни заведения.
Некоторые гости, утолив голод и жажду, тут же, не вставая из-за столов, засыпали, уронив головы на руки. Улеб и Велко намеревались последовать их примеру. Им частенько приходилось коротать ненастные ночи в таких вот малоприметных заведениях на отшибе больших дорог.
Внезапно в корчму ввалился воин. Весь его усталый вид указывал на то, что прибыл он издалека. С порога окинув равнодушным взглядом притихшую при его появлении чернь, он заметил
Велко, который временами проявлял горячность, приподнялся, чтобы испытать прочность его черепа увесистой амфорой, но Улеб мигом водворил друга на место. С изысканной вежливостью ответив на приветствие вошедшего, Твердая Рука подвинулся на скамье и жестом пригласил его к столу.
— Дьявольская погода, — весело ругнулся ромей и хлопнул ладонями, призывая хозяйку. — Тащи свое пойло, ведьма!
Женщина безропотно принесла мясо, кашу, воду, хлеб и молоко — все сразу.
— Вина!
— Не прогневайся, защитник наш, — сказала она, — нет ни капли.
— Значит, все тут аквариане? Вот неудача!
Улеб этак по-свойски поинтересовался:
— В Константинополь держишь путь, приятель?
— Напротив, из Константинополя.
— Что слышно в благословенной твердыне нашей? Давненько не видывал я столицы. Мы с ним, — Улеб кивнул на Велко, — сражались с норманнами в Калабрии во имя непревзойденного отца храбрых римлян Никифора Фоки, да воссияет он вечно, незыблемый светоч Священного Пала…
— Что?! — прервал его воин, вытаращив глаза.
— А что?
— Когда прибыли из Калабрии? — удивленно спросил ромей.
— Прямо оттуда. В чем дело, приятель?
— Фоку вспомнил? — воскликнул тот, как видно, проникаясь сочувствием к несчастной братии, вынужденной служить в несусветной провинции, куда своевременно не долетают даже такие важные известия. — Хвала богоугодному повелителю христиан Иоанну Цимисхию!
— Слава Цимисхию! — гаркнул Улеб и толкнул под столом ногу Велко.
— Слава Цимисхию! — гаркнул и наш булгарин.
— Слава-а-а! — завопили присутствующие, обожженные взглядом солдата. Спавшие очумело повскакивали на ноги, решив спросонья, что вспыхнул пожар.
— Значит, ты был свидетелем большого зрелища на ипподроме? — спросил Улеб.
— Величайший праздник! — последовал восторженный ответ.
— Завидую тебе, приятель, — сказал Улеб и вновь подтолкнул Велко.
— Завидую тебе, — сказал и тот, поглаживая амфору.
— Я слышал, почему-то уже не выходят на арену бойцы главной палестры, — продолжил Твердая Рука, — их именитый наставник куда-то запропастился, это правда?
— Верно. Анит Непобедимый долго был в изгнании, но вернулся с триумфом. — Солдату явно льстила собственная осведомленность. — Сам он, Непобедимый, уже не тот. Зато заставил город восторгаться своим новым бойцом.
— Новым бойцом? — взволнованно спросил Улеб.
— О, Непобедимый всегда найдет чем удивить! — воскликнул воин. — Вам, вероятно, неизвестно, я же помню еще, как лет десять назад он потряс всех невиданным учеником. Был у него юный раб из тавроскифов. Совсем мальчишка. Этот… Тяжелая Рука. Силе-е-ен, я вам скажу, невероятно. Теперь же Непобедимый раздобыл бойца похлеще. Колосс! Кулачищи — во! Плечищи — во! Голова — литой колокол! Всех подряд валит. Анит привез его из Округа Хавороя и сразу выставил в честь нашего Цимисхия.