Улица Фетисова
Шрифт:
— Ур-р-р-а, Гошка! — закричали мальчишки.
Гошка медленно поднялся, сплюнул, отбил ногой мяч за центр поля, потом тщательно отряхнул от пыли ворсистые лыжные брюки, как ни в чем не бывало подошел к воротам и оперся о штангу.
— Трудный был мяч, — сказал Славка. — Чуть не с ножки снял.
— Ерунда, — ответил Гошка, — вот «мертвый» — этот трудный, а такой — пара пустяков.
Рукава тельняшки его были высоко закатаны, и Славка увидел на локте правой руки косую кровоточащую ссадину.
—
— Царапина! — Гошка только сейчас заметил ее. — Через час присохнет. На мне, как на собаке, все заживает. Кровь хорошо сворачивается.
Славка с уважением посмотрел на него. У Гошки была костлявая широкая фигурка; не по росту длинные брюки, гармошкой собранные ниже колен, надежно держал крепкий флотский ремень с медной бляхой. Видно, мальчишка не забывал ее драить песком, потому что она, как зеркало, пускала желтые зайчики.
— Издалека? — спросил Гошка.
— Из Москвы, — стараясь говорить как можно равнодушней, ответил Славка.
— И на Красной площади был? — Гошка покусал губу.
— Миллион раз. Я даже жил неподалеку от нее.
— Здорово! — сказал Гошка и тотчас вздрогнул, выскочил вперед, сгорбился, стремительно подпрыгнул вверх, и тугой кожаный мяч крепко стукнулся о него, точно прилип к животу вратаря.
Несколько раз ударив мячом о землю, он пустил его ввысь, подтянул брюки и подошел к Славке.
— А знаешь, что такое гюйс?
— Откидной воротник у матроса, — отчеканил Славка.
— А кнехт?
Это слово мальчик тоже знал. Да и кто не знает, что деревянная или чугунная тумба для крепления швартовых концов зовется кнехтом.
— Отлично, — сказал Гошка. — Ты, я вижу, не сухопутная мышь, браток… А что такое шпигат?
— Не шпигат, а шпагат, — поправил его Славка, — ну кто же этого не знает, — тонкая веревочка…
Тут Гошка хохотнул и дружески, впрочем довольно чувствительно, щелкнул его в темя.
— Эх, ты, шпигата не знаешь! Салака ты в постном масле!
Неизвестно, сколько бы еще продолжался экзамен, но тут мать одного игрока из Гошкиной команды отозвала сына с поля, и Гошка крикнул Славке:
— Хочешь вместо него?
— Хочу.
— А играть-то играл когда?
Это уже было похоже на оскорбление. Гошка, видно, думает, что если человек не знает ничего про какой-то шпигат, так он вообще ни на что не способен.
— Играл! — дерзко крикнул Славка. — Жаль только, что буду в твоей команде, а то бы мяч вместе с тобой в сетку вогнал!
Гошка улыбнулся — это была его первая улыбка со времени их знакомства:
— Ну, иди-иди, а то нам наклепают.
Славка ринулся на поле вдогонку за мячом. Он играл в сборной школьной команде, считался неплохим игроком и очень хотел показать ребятам
Славка едва не плакал от огорчения, взвизгивал, сжимал кулаки и топал ногой о землю. Мяч хорошо слушался в центре поля, шел как на привязи у ноги, но стоило подвести его к воротам, как он выходил из повиновения, отскакивал в ноги противника, шел прямо в руки вратарю или пролетал над верхней перекладиной.
Хотя Славка не забил ни одного гола, игра кончилась со счетом 3:2 в пользу Гошкиной команды. Ребята надели курточки, повесили на плечи пистолеты-автоматы и зашагали от стадиона. Его заняли моряки — готовились соревнования на первенство Северного флота, и футболисты вышли на тренировку.
Славка перезнакомился почти со всеми ребятами обеих команд, а что касается Гошки, так он уже мог считаться его другом.
— Я сегодня был на кладбище, — сказал Славка, — и видел, как матросы…
— Рвали камень под могилу, — вставил Гошка.
— Вот такими патронами, наверное, с динамитом…
— С аммониткой, — поправил Гошка.
— А кто умер, знаешь?
— Николай Панин, — сказал Гошка, — старший матрос. Сорвался со скалы, насмерть убился…
Гошка знал все, что делалось в Матросске. Как скоро выяснилось, он лично был знаком со Славкиным отцом и даже бывал в береговом кубрике его подводной лодки и отзывался об отце, что он отличный командир и вообще «хороший мужик».
С этого вечера жизнь Славки круто изменилась. Теперь у него были друзья, и весь городок от этого казался более уютным и привычным, и он обращал внимание не только на сопки с языками нерастаявшего снега и студеную рябь залива. Утром следующего дня он в самом лучшем настроении вылетел на улицу и застыл как вкопанный.
По улице шла похоронная процессия. Впереди гремел военный оркестр, строем шли в парадной форме моряки и двигался красный гроб. Замыкали шествие гражданские жители города и, конечно, вездесущие мальчишки. Потом в небо грянул сухой залп, и после него стало так тихо, что было слышно, как в губе пронзительно кричат растревоженные чайки.
Моряки двинулись назад, отбивая шаг по каменной дороге. Следом за ними — мальчишки с деревянными пистолетами через плечо.
— Слушай, Гоша, — тихо сказал Славка, — а почему на кладбище так мало могил подводников?