Улица Красных Зорь
Шрифт:
Ушли дети, и говорит Ульяна:
– Пирог жалко, но не в пироге дело. Тут Раиса Федоровна приходила, сестра Анатолия Федоровича.
– Потемнел сразу лицом Мендель.
– Ей что надо здесь?
– Пришла проститься, она уезжает, Анатолий Федорович ведь умер.
– Ну и что,- говорит Мендель,- знаю я, что умер. В поселке слышал.
– Знал и мне не сказал,- говорит Ульяна.
– А что в этом интересного? В поселке говорят: скатертью дорога. Воздух станет чище.
– Нельзя так, Миша, против мертвого. Это был добрый человек.
– Какую еще вазочку и записку?
– совсем обозлился Мендель, взял у Ульяны записку и прочел вслух: - "Я тебя люблю. Ты должна учиться". Чего это он чужих детей любит и им советы дает? Своих надо было завести, контрик недорезанный. Эту вазочку вместе с запиской я в Пижму выброшу. Незачем Тоню расстраивать.
– А греха не боишься, Миша? Все-таки воля покойного.
– Ты, я вижу, у меня верующая. Это он тебя религии обучил, бабским сказкам. Ты, я знаю, к нему бегала.- И выразился грязно.
Может, впервые за их жизнь так выразился, и впервые в их жизни был день несчастливый. Даже когда Мендель оставил ее, Ульяна его продолжала любить, а в этот день любить перестала и не любила его до следующего утра. Спать легла отдельно на лавку и всю ночь проворочалась. Понимала, что ревнует, понимала, что насплетничал поселок, понимала, что расстроен письмом от матери, прибывшим накануне, а все не могла простить.
"Мендель,- писала мать,- что ты наделал, куда ты уехал, с кем ты живешь? Ты укорачиваешь мне жизнь, я не сплю ночами, и если б собака сейчас лизнула мое сердце, она бы сдохла".
Первую половину ночи Ульяна злилась на Менделя, а когда начало рассветать, подумала, как бы хорошо поехать на родину к Менделю, познакомиться с матерью Менделя и братом Менделя, Иосифом. Да так удачно съездить, чтоб им понравиться.
Мендель тоже всю ночь ворочался, лежа один в постели, соскучился по Ульяне, еле дождался рассвета, пришел к ней босой, стал на колени и попросил прощения. Ульяна тут же его простила, и опять зажили хорошо. А вазочку с вложенной в нее запиской покойника Мендель все-таки в Пижму выбросил. Так никогда Тоня и не узнала про то, что ей Анатолий Федорович завещал. Зато вместо сгоревшего черничного пирога решила Ульяна настряпать пельменей с мясом и луком. Мясо в совхозном поселке раздобыла у знакомого Вере мясника. Специально в совхоз за мясом ездила.
– Можно, конечно, и пельменей с редькой налепить,- говорит Ульяна Вере,я, случается, и с редькой делаю. Натру редьку, с маслом смешаю и леплю. Но мои более с мясом любят. Еще бы сметанки достать.
– Балуешь ты своего,- говорит Вера,- смотри, мужчин баловать нельзя.
– Мой Мендель мужчина особенный. А покушать кто не любит? Помнишь, как семечки вместо хлеба грызли? Теперь, слава Богу, не то, Мендель у матери жил, хорошо питался, и я его питать не хуже буду. Зачем же мне уступать?
Так побыла у сестры, поговорила, мяса достала и назад. По дороге на станцию Лука Лукич встретился.
– Доброго здоровья,- говорит, словно
– Здравствуйте, Лука Лукич,- отвечает, а потом, дорогой, как вспомнит, так смеяться начинает. Однако одновременно думает: о Луке Лукиче надо б Веру предупредить, пусть при Менделе его не упоминает. Мало ли что Мендель себе в голову возьмет.
На следующий день, прямо с утра, взялась за пельмени, поскольку работа эта серьезная, если ее с толком делать. Мясо от сухожилий и пленок очистить, фарш приготовить, не пересолить, лук измельчить, потом тесто приготовить на яйцах, раскатать и прочее. Полдня провозилась, спины не разгибая. Вдруг вспомнила: надо бы к Козловым за посудиной сходить. В кастрюле варить долго, и слипнуться могут, а у Козловых специальная низкая широкая посудина для пельменей имелась. Глянула в окно - льет не переставая. Хорошо, хоть Тоня калоши надела. И тут же подумалось: как бы Мендель не узнал, кто Тоне калоши подарил. Может, предупредить Козловых, чтоб не говорили, а может, не надо - зачем напоминать, авось забудется. Так в мыслях и заботах накинула Ульяна плащ и, скользя по грязи, побежала в тупичок к Козловым.
– Пельмешки задумала?
– говорит дедушка Козлов.
– Задумала,- отвечает Ульяна, - у меня недавно черничный пирог сгорел, не углядела, жалко. Дай, думаю, взамен пельмешек налеплю.
– Черничный пирог - это жалко,- говорит дедушка Козлов,- вкусна черница... Вкусна, да дорога. Слышала, в черничнике скелет обнаружили.
– Какой еще скелет?
– испугалась Ульяна.
– Человеческий.
– Все б тебе, старому, пугать,- ворчит бабушка Козлова,- может, этот скелет еще с царя Гороха лежит...
– Может, с Гороха и лежит,- говорит дедушка Козлов,- да череп проломлен и истлевшая одежда рядом. Обувь валяется.
Ульяна уж и не рада, что за посудиной пришла. Взяла да быстро домой. А там Мендель дожидается с детьми. Он с работы зашел в детский сад и Давидку взял. Тоня у соседских ребят была, увидала в окно - отец с Давидкой возвращается,выбежала.
– Хорошо, что вся семья в сборе,- говорит Ульяна,- сейчас пельмени будут готовы.
Но начала лепить - и видит, уж не к обеду поспевает, а к ужину.
– Давайте,- говорит,- я к обеду картошки сварю со шкварками, а пельмени к ужину. Я их налеплю, они постоят, соку наберутся, еще вкуснее будут.
И действительно, удались пельмени. Съел Мендель алюминиевую миску - еще просит. Съел Давидка блюдце - еще просит.
– Сейчас, мои милые Пейсехманы,- говорит Ульяна, довольная, что пельмени удались,- сейчас вон папе еще полмиски наложу, поскольку он по делу торопится, а потом и вам, как сварятся.
Мендель действительно куда-то после ужина собрался и Ульяну попросил калитку не запирать, поскольку он не надолго. Поел Мендель добавку, полмиски, губы от сметаны отер салфеткой, рыгнул культурно, прикрыв рот ладонью, встал, кепку надев.