Улица Луговского

Фаликов Илья Зиновьевич

Не надо думать, что я тут говорю в пандан книгам Белинкова об Олеше и Карабчиевского о Маяковском, не говоря о море перестроечного разоблачительства. Я не пишу антикоммунистического

манифеста. Мои заметки — о поэзии, о поэте.

Я тут, на юге, наборматываю вирши: «Жуть и муть, не слишком голубая, и в бреду, не очень-то моем, сняв удавку, Майя Луговская требует эссе о Луговском».

Насчет голубизны. И розовости. Задним числом я узнал, что Симеиз — столица геев и лесбиянок, коих свыше 30 000 прокатывает здесь каждое лето. Вот вам и ревромантика.

Иван, куда тебя занесло?

В Сети увидел: три великих поэта Октября (Багрицкий, Луговской, Сельвинский). Странноватая выгородка, на троих, и не больше. Октябрь как тема не обошел никого из поэтов той поры. Этой троице в данном случае придается какое-то особое, разделительное значение в смысле величия. Условное величие. Тематическое, что ли. А ведь Луговской настаивал на том, что он русский поэт.

Отчего же его не назвали великим русским поэтом? То-то и оно. Привязка к теме ущербна. Я вот, скажем, полагаю [2] , что Багрицкий связан с Февралем не менее, чем с Октябрем, целых три «Февраля» им написаны, ну так и что — великий поэт Февраля? Чушь. У Кибирова есть шикарные стихи про колбасу. Великий поэт колбасы?

2

См. мои заметки о Багрицком: Фаликов Илья. «Кидайся в края…» — «Арион», 2004, № 4.

Относительно Луговского смело можно говорить о крупном явлении.

О даровании, надломе, раздвоенности, двуличии, саморазрушении, провале, трагедии. О мастерстве. Об уроке на будущее. О забвении, наконец.

Ялта — Москва

2011, лето