Улица Пратер
Шрифт:
На наше счастье, начал подниматься туман, и мы надеялись сделать дело сразу же после полудня. Еще раз внимательно осмотрели место спуска, советовали. Но мы ему уже надоели этими советами. Да и не хотел он все время смотреть вниз, в бездну.
— Без вас все знаю, все у меня уже давно в голове, — сказал под конец он и отполз в затишье, к трубе, подремать.
— Сил набираться, — пояснил Денеш. — Он прав, не лезьте к нему.
Долгой показалась мне предыдущая ночь, а эта среда и того длиннее. Минуты тащились, будто калеки. Под ложечкой ныло и сосало. И в висках стучало все сильнее. Ночью мы ждали рассвета, а теперь — с еще большим нетерпением — когда, наконец, начнет смеркаться.
Но вот наступила тишина, слышней стали чьи-то негромкие стоны. С замиранием сердца мы подняли головы. Но один из нас остался лежать недвижим возле обломков дымоходной трубы — Дюла Кочиш. Лицо у него было запорошено кирпичной пылью, глаза закрыты. Он был без памяти.
Мы не знали, что нам с ним делать, и были в полном замешательстве и тревоге. Денеш приподнял голову Дюлы, поудобнее положил его. Я пощупал пульс, он был очень слаб. Только спустя некоторое время Дюла открыл глаза. Его взгляд встретился с моим. В первое мгновение он, видно, не понял, где он, но мало-помалу его взгляд стал осмысленным.
— Не очень больно.
— Я тоже так думаю, — подхватил я поспешно. — Ты не бойся, мы сейчас врача раздобудем. Тебе не придется тут долго валяться.
— Я не боюсь, — слабеющим голосом отвечал Дюла. — И врача не обязательно. Вот увидишь, мне и так скоро полегчает.
А мы собрались вокруг него, и я видел у всех на лицах страх. Аттила дрожащим голосом зашептал мне на ухо:
— Давайте белый флаг вывешивать. Быстрее! Время нельзя терять. Кто знает, что у него там?
Тут вдруг Денеш заорал на Йошку:
— Чего ждешь? Иди!
Но Йошка уже был не тот, что четверть часа назад. На него было жалко смотреть. Глазки, и без того маленькие, совсем спрятались за пухлыми подушками щек, и голос пропал. Он долго вертел головой, прежде чем смог сказать:
— Я теперь… это самое… не смогу я, ребята…
У него и в самом деле дрожали колени.
Я выпустил из пальцев Дюлину руку и пополз на край крыши. Мне было ясно: терять время больше нельзя. Надо только действовать осторожнее. Мне никак нельзя сорваться: ведь нужно спасать товарища. Я еще не добрался до карниза, когда меня догнал Лаци, за рукав потянул назад.
— Он тебя зовет. Иди скорее. Тебя зовет, беспокойный стал.
Я вернулся. Дюла действительно все время повторял мое имя, а голос у него был такой, что мне словно кто-то сердце рукой сжал. Я присел рядом, взял Дюлу за руку.
— Хорошо, что ты здесь, — прошептал он. — Я тебя попросить хотел: побудь со мной. Побудь, держи меня за руку и рассказывай что-нибудь.
Это-то было для меня труднее всего. Что ему рассказать, я не знал, да и слезы душили меня. Кое-как взял себя в руки и сказал ему:
— Поправишься, Дюла, вернешься домой. Там тебя мама ждет. Увидит тебя — обрадуется, обнимет. И мы уже во всем разберемся.
Сказал и похолодел. Что я ему несу? Будто маленькому Аттиле сказочку рассказываю. Разве это ему нужно?
Но, взглянув на него, понял: это. Интонация моего
— Вернешься домой, а там тебя мама твоя ждет. Она увидит тебя — обрадуется, обнимет. Вернешься домой, а там…
Тут снова налетел и яростно закружился ветер. Лаци прикрыл раненого Дюлу брезентом. Я же повторял свое заклинание, а сам думал:
«Что, если нам придется еще четверг здесь встретить, а Жаба так и не объявится? Мы, наверное, все здесь попросту замерзнем. У меня вон уже и руки и ноги закоченели».
Я повторял Дюле все те же слова, потом дышал на его холодные руки. Между тем, если Дюла будет и дальше просить меня оставаться с ним, наступят сумерки, и я уже не смогу спуститься с крыши, так как ничего не буду видеть дальше собственного носа.
А нам нужно обязательно выбираться отсюда. Во что бы то ни стало. Дюла горит как в огне, пот на лбу, хотя мы все закоченели. Нужно идти, а он не отпускает меня. И остальные чудаки сидят и слушают разинув рты, будто их кто заколдовал. Что же мне делать?
Но вот Дюла закрыл глаза. Наверное, задремал. Я кивком подозвал Тимко, и теперь он занял мое место, осторожно взяв руку Дюлы в свою. Подражая моему голосу, он стал повторять:
— Вернешься домой, а там…
И тогда я снова пополз к краю крыши…
Я уже столько раз мысленно представил себе, как я спускаюсь вниз по стене на балкон, что и с закрытыми глазами мог проделать все необходимые движения. С края крыши я бросил взгляд вниз и еще раз убедился в том, что улица была пустынна. Ухватившись руками за водосточный желоб, я на миг повис в воздухе. Затем нащупал ногой первую точку опоры в кирпичной стене и, совершенно не испытывая страха, стал спускаться вниз по фронтону. До ниши чердачного окна я добрался быстро и без всякого труда. Но когда я стал продолжать спуск, меня вдруг бросило в холод и так закружилась голова, что я едва не потерял сознание. Мне пришлось собрать все силы, чтобы удержаться от желания снова вернуться в нишу чердачного окна. Так я провел несколько минут, охваченный отчаянным страхом. Эти минуты показались мне долгими часами.
Я впился пальцами в раму чердачного окна, и казалось, на целом свете нет больше другого такого надежного места. Кинув взгляд наверх, я увидел, что за мною пристально следят, свесившись с крыши, мои друзья. Напрягши все силы, я снова полз вниз по фронтону. Надо сказать, что едва я сдвинулся с места, как я снова обрел прежнюю уверенность. Вновь и вновь я нащупывал ногами и пальцами рук выступы на фронтоне, за которые можно было зацепиться, а когда наконец увидел внизу, под собой, балкон, почувствовал облегчение. Я разжал пальцы и прыгнул. Балкон вздрогнул, загудел у меня под ногами. Я угодил не в угол балкона, как рассчитывал, а на его середину, прямо перед дверью, ведущей в комнату. Я хотел быстро приникнуть к стене, но было уже поздно. Меня заметили из комнаты. Там сидел парнишка, уставившись на меня испуганными глазами. С минуту мы так и смотрели друг на друга, словно окаменев. Ждали, кто пошевелится первым. Наконец я решительно распахнул дверь и шагнул внутрь. Парнишка сидел на диване в плохо освещенной, бедно обставленной комнате. Тонкие черты, острый нос и узкие синие губы только подчеркивали бледность его лица. Но страх в его глазах меня успокоил. Я сделал еще несколько шагов в его сторону. Хотя он был укутан в одеяло, я, прикинув на глаз, смог сразу определить, что он примерно мой ровесник.