Улица Райских Дев

Вуд Барбара

– А ты посмотри-ка, что о тебе пишут! – Ясмина развернула газету и прочитала вслух: «На одной из клубных сцен Каира появилась обаятельная Камилия, танцовщица необычайного очарования, с гибкостью змеи, грацией газели и легкостью мотылька. Возможно, когда-нибудь она затмит славу великой Дахибы, своей учительницы». Имя автора заметки – Якоб Мансур – было Камилии неизвестно. Ясмина лукаво улыбнулась:

– Да это тайный поклонник, Лили! Он в тебя влюблен.

У Камилии уже были поклонники, которые

посылали ей за сцену цветы и записки, но юная танцовщица не отвечала им. Она не собиралась в ближайшее время ни выходить замуж, ни влюбляться.

Камилия провела сестру в свою костюмерную, выключила телефон, приказала, чтобы принесли чай, и, озабоченно глядя на Ясмину, спросила:

– Да что с тобой такое? У тебя руки дрожат.

– Да ничего… – Губы Ясмины тоже дрожали.

– Ты слишком много на себя берешь. – Камилия, откинув назад длинные черные волосы, снимала грим. – Нянчишь Мухаммеда, учишься в училище, работаешь у отца медсестрой…

– Дело не в этом, Лили. Со мной случилось что-то ужасное.

– Расскажи мне, Мишмиш.

– Я только тебе и могу рассказать, Лили. Так слушай – я беременна.

Камилию словно что-то кольнуло, но она не могла завидовать любимой сестре и быстро справилась с собой.

– Так это замечательно, Мишмиш!

– Нет, Лили. Ты ведь знаешь, я не хотела иметь детей и предохранялась.

– Ну и что? Не всегда эти средства надежны. Отложишь медицинское училище на пару лет…

– Да ты не понимаешь. Ребенок не от Омара. Через тонкие стены донесся взрыв аплодисментов, и к двери приблизились шаги. Камилия повернула внутри ключ и снова села рядом с Ясминой.

– Если это не ребенок Омара, то чей же?

Ясмина рассказала ей, как она услышала, находясь у отца, рассказ Джамала Рашида о списках «Посланцев Зари» и как он упомянул имя Хассана аль-Сабира.

– Я решила пойти к нему и выяснить, правда ли это. Он подтвердил это, и оказалось, что всему причина – я. Он хотел добиться меня во что бы то ни стало.

– И что же случилось, Мишмиш?

– Я поняла, какая я дура, что пришла к нему, и хотела удрать. Но он схватил меня и одолел… он сильный…

Камилия яростно вскричала:

– Гореть ему в аду! Ты никому не рассказывала, Мишмиш?

– Никому.

– Дядя Хассан… Никогда бы не поверила… Я была влюблена в него подростком… Мечтала выйти за него замуж! А оказалось, что это сын дьявола!

– А я ношу его сына.

– Слушай меня, Ясмина. Никому не рассказывай об этом. Тебя жестоко осудят. Как тетю Фатиму. Ее изгнали из семьи и никогда не упоминали ее имени.

– Так будет и со мной.

– Аллах, Ясмина! Ты ведь сама пришла в его дом, по своей воле. Этого тебе не простят.

– Я пришла поговорить с ним, Лили. Он взял меня силой.

– Ты жертва, но ты будешь

наказана. Но есть выход. Омар поверит, что это его ребенок. Мужчины тщеславны, он и сходство найдет. И все поверят, что это его ребенок. Правду рассказать нельзя, Мишмиш. Это погубит тебя и разрушит семью. Надо все скрыть!

Ясмина вздохнула:

– Ты говоришь, словно умма, Лили.

– Ну что ж, может быть, она посоветовала бы тебе то же самое. У тебя будет чудесный ребенок, а имя Хассана аль-Сабира исчезнет из твоей памяти…

Ночью Камилия вспомнила слова Ясмины: «Ты говоришь, словно умма…» И к собственному удивлению, подумала, что, наверное, умма бывает права. Иногда необходимо хранить тайну, чтобы оградить честь семьи.

«Я так странно чувствую себя в Калифорнии, – писала Марьям Мисрахи. – Синагоги здесь переполнены – это пришлось бы по душе Сулейману. Мое сердце – в Египте, с вами и с Сулейманом».

Зубайда дочитала Амире письмо Марьям. Амира погладила странички, несущие привет и нежность подруги, сложила их и положила в карман.

Дом Рашидов пребывал в тревожном ожидании. Женщины носили скромные платья и дешевые украшения, на кухне готовились самые простые кушанья. С каждой ночью напряжение усиливалось – женщины почти не спали, дети капризничали.

Амира изумленно подняла глаза – перед ней стояла Камилия.

– Умма… – сказала девушка.

– Внучка моего сердца! Благодарю Господа, что ты пришла.

– Ах, умма! Я боялась, что вы не захотите меня видеть! Я жалею о своих словах, простите меня!

Амира улыбнулась сквозь слезы:

– Тебе было восемнадцать, в этом возрасте суждения резки. Ты повзрослела, и твое сердце смягчилось.

– Я теперь танцовщица, умма.

– Я знаю, Ясмина мне сказала.

– Это уважаемая профессия, умма! Я танцую в галабее с длинными рукавами и ниже лодыжек. А когда я танцую беледи, умма, люди так счастливы!

– Тогда я благодарю Бога, который указал тебе путь в жизни. Делать людей счастливыми – бесценный дар.

– Я хочу, чтобы вы познакомились с Дахибой, моей учительницей.

– Ты у нее живешь?

– Да. Дахиба знаменита, умма… Вы видели ее фильмы?

– Твой дедушка однажды взял меня в кинотеатр, когда я была молодая. Мужчины сидели в зале, а женщины на зарешеченных балкончиках. Я сидела с матерью Али, его первой женой и сестрами. Фильм был о жене-прелюбодейке, и мне было очень стыдно. Тогда я была в кино первый и последний раз в жизни. Нет, фильмов с Дахибой я не видела.

– Познакомьтесь с ней, бабушка, и посмотрите, где я живу. Я знаю, она вам понравится.

Дахибе и ее мужу Хакиму Рауфу, как и всем богачам Каира, приходилось считаться с политикой ограничения роскоши, жестко проводимой Насером.