Улица Зелёная

Цюрупа Эсфирь Яковлевна

Панков кричал:

— Матвей, гляди, приезжай на тот год!

Пискля прыгал на сиденье и пищал:

— Тётя Мотя, приезжай!

Прадед кричал им с земли:

— Поклон от Кузьмы Фыфыча Онфиму и Даниле!

— Не высовывайтесь! — кричала Алёна Ивановна.

А Дёмочкин высунулся, помахал немножко и нечаянно задумался, глядя куда-то вверх, мимо людей. Матвей поднял голову,

и все ребята из автобусов тоже стали смотреть наверх.

Там, на верхушках сосен, резвились белки. Да, да, белки!

— Вернулись! — крикнул Матвей звонко. — Они вернулись!

Маленькие рыжие зверьки гонялись друг за дружкой, сбегали по стволам вниз головой, лукаво выглядывали из хвои, вмиг взбирались наверх. Они бесстрашно, как птицы, кидались в воздух и, распластавшись, растопырив лапы, перелетали с дерева на дерево. Одна озорница с острыми ушками и пушистым хвостом сбежала по стволу, по забору и перед самым носом у огромного автобуса пересекла улицу Зелёную.

— Пошла из твоей бочки пить! — крикнул Панков Матвею.

А Капа тоненько кричала, подпрыгивая:

— Пять человек белок! Пять человек белок! Много!..

Автобусы прогудели и двинулись один за одним. Они были огромные, как слоны. Они коснулись своими спинами-крышами веток берёзы, и она уронила на них первые золотые листья. Потому что начиналась осень.

Автобусы ушли, сразу стало тихо-тихо, и на улице Зелёной от их тяжёлых колёс остались полосы раздавленной травы. А через несколько дней, в нежаркий ясный солнечный денёк, Матвей выносил из опустевшего детского сада низкие табуретки, столы и стулья. Он их ставил на площадке старшей группы.

— Это мои мебели! — командовала Капа и переставляла всё на свой лад.

— Ты неправильно говоришь, путаница-перепутаница! — смеялся Матвей из-под стола, который он надел себе на голову, чтобы удобнее было нести.

— Нет, они мои, — спорила Капа. — Они из моей младшей группы.

Алёна Ивановна принесла ведро, полное жёлтой краски. Она надела Матвею на руки большие брезентовые рукавицы, дала ему в руки настоящую малярную кисть.

— Сейчас принесу второе ведро, и начнём с тобой красить.

И ушла за вторым ведром.

А Матвей сейчас же сунул кисть

в жирную, густую, как сметана, жёлтую краску и…

Как буря, как ураган налетело на него желание сию минуту, сейчас, немедленно покрасить всё на свете! Чтоб блестело! Чтоб всё сделалось новым, чистым, покрашенным! Чтоб стало красиво для всех людей, для всех детей!

Покрасить что-нибудь большое, огромное!

И он, не слушая тоненьких призывов Капы, потащил ведро — красить забор. Он размахивал кистью, и жёлтые капли летели с неё на зелёную траву и ложились, как маленькие осенние листья.

Вверх-вниз, вверх-вниз, буль — в ведро! И опять — вверх-вниз по вылинявшим зелёным доскам забора, и они делаются жёлтыми, светлыми, будто облиты солнечным светом.

Но прибежала Алёна Ивановна:

— Что ты, что ты, Матвей! Забор покрасим весной. А сейчас надо детскую мебель! Нельзя же вносить такую мебель в чистые, выкрашенные комнаты!

Стали красить низенькую мебель. А это тоже замечательное дело. Ведь каждому стулу, даже самому маленькому, нужно покрасить четыре ноги, четыре перекладины, и донышко, и спинку!

В чистом небе над улицей Зелёной летел перезвон молотков — это кровельщики покрывали крыши серебряными листами. Визжали рубанки и стучали топоры — это плотники ставили павильоны, чтоб ребятам спать на воздухе. И во всех опустевших комнатах детского сада трудились маляры, из хоботов механических пульверизаторов краска белой метелицей летела по потолкам…

И на площадке старшей группы, которая с весны станет подготовительной, вовсю старался-работал мастер Матвей, перемазанный краской от носа до пяток.

Ремонт начался.

Началась рабочая, весёлая, золотая осенняя пора.