Улисс. Том I
Шрифт:
В мрачном сводчатом помещении внутри башни фигура в халате бодро сновала у очага, то скрывая, то открывая желтое его пламя. Мягкий дневной свет падал двумя снопами через высокие оконца на вымощенный плитами пол, и там, где снопы встречались, плыло, медленно вращаясь, облако дыма от горящего угля и горелого жира.
– Этак мы задохнемся, – заметил Бык Маллиган. – Хейнс, вы не откроете дверь?
Стивен поставил бритвенную чашку на шкафчик. Долговязый человек, сидевший на подвесной койке, направился к порогу и отворил внутреннюю дверь.
– А у вас есть ключ? – спросил голос.
– Ключ
Не отрывая взгляда от очага, он взревел:
– Клинк!
– Ключ в скважине, – сказал Стивен, подходя ближе.
Ключ с резким скрежетом дважды повернулся в замке, и тяжелая наружная дверь впустила долгожданные свет и воздух. Хейнс остановился в дверях, глядя наружу. Стивен придвинул к столу свой чемодан, поставив его торчком, и уселся ждать. Бык Маллиган шваркнул жарево на блюдо рядом с собой. Потом отнес блюдо и большой чайник к столу, поставил и вздохнул с облегчением.
– Ах, я вся таю, – произнес он, – как сказала свечка, когда… Но – тсс! Про это не будем. Клинк, проснись! Подавай хлеб, масло, мед. Присоединяйтесь, Хейнс. Кормежка готова. Благослови, Господи, нас и эти дары твои. Черт побери, молока нет!
Стивен достал из шкафчика масленку, хлеб и горшочек с медом. Бык Маллиган, усевшись, вскипел внезапным негодованием.
– Что за бардак? – возмутился он. – Я ж ей сказал – прийти в начале девятого.
– Можно и без молока обойтись, – сказал Стивен. – В шкафчике есть лимон.
– Да пошел ты со своими парижскими замашками! – отвечал Бык Маллиган. – Я хочу молочка из Сэндикоува.
Хейнс, направляясь к ним от дверей, сообщил:
– Идет ваша молочница с молоком.
– Благодать Божия! – воскликнул Бык Маллиган, вскакивая со стула. – Присаживайтесь. Наливайте чай. Сахар в пакете. А с треклятой яичницей я больше не желаю возиться.
Он кое-как раскромсал жарево на блюде и раскидал его по трем тарелкам, приговаривая:
– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti [6] .
6
Во имя Отца и Сына и Святого Духа (лат.).
Хейнс сел и принялся разливать чай.
– Кладу всем по два куска, – сказал он. – Слушайте, Маллиган, какой вы крепкий завариваете!
Бык Маллиган, нарезая хлеб щедрыми ломтями, замурлыкал умильным старушечьим голоском:
– Как надоть мне чай заваривать, уж я так заварю, говаривала матушка Гроган. А надоть нужду справлять, уж так справлю.
– Боже правый, вот это чай, – сказал Хейнс.
Бык Маллиган, нарезая хлеб, так же умильно продолжал:
– Уж такой мой обычай, миссис Кахилл, это она говорит. А миссис Кахилл на это: Ахти, сударыня, только упаси вас Господи делать оба дела в одну посудину.
На кончике ножа он протянул каждому из сотрапезников по толстому ломтю хлеба.
– Это же фольклор, – сказал он очень серьезно, – это для вашей книги, Хейнс. Пять строчек
Он обернулся к Стивену и, подняв брови, спросил его с крайней заинтересованностью:
– Не можете ли напомнить, коллега, где говорится про посудину матушки Гроган, в «Мабиногионе» или в Упанишадах?
– Отнюдь не уверен, – солидно отвечал Стивен.
– В самом деле? – продолжал Бык Маллиган прежним тоном. – А отчего же, будьте любезны?
– Мне думается, – сказал Стивен, не прерывая еды, – этого не найти ни в «Мабиногионе», ни за его пределами. Матушка Гроган, по всей вероятности, состоит в родстве с Мэри Энн.
Бык Маллиган расплылся от удовольствия.
– Прелестно! – произнес он сюсюкающим и слащавым голосом, показывая белые зубы и жмурясь довольно. – Вы так полагаете? Совершенно прелестно!
Затем, вдруг нарочито нахмурясь, он хрипло, скрипуче зарычал, рьяно нарезая новые ломти:
На старуху Мэри ЭннЕй плевать с высоких стен,Но, задравши свой подол…Набив рот яичницей, он жевал и мычал.
В дверях, заслоняя свет, появилась фигура женщины.
– Молоко, сэр!
– Заходите, сударыня, – сказал Маллиган. – Клинк, подай-ка кувшин.
Старушка вошла и остановилась около Стивена.
– Славное утречко, сэр, – сказала она. – Слава Богу.
– Кому-кому? – спросил Маллиган, поглядев на нее. – Ах да, конечно!
Стивен, протянув руку за спину, достал из шкафчика молочный кувшин.
– Наши островитяне, – заметил Маллиган Хейнсу как бы вскользь, – нередко поминают сборщика крайней плоти.
– Сколько, сэр? – спросила старушка.
– Одну кварту, – ответил Стивен.
Он смотрел, как она наливает в мерку, а оттуда в кувшин, густое белое молоко, не свое. Старые сморщенные груди. Она налила еще мерку с избытком. Древняя и таинственная, она явилась из утреннего мира, быть может, вестницей. Наливая молоко, она расхваливала его. В сочных лугах, чуть свет, она уже доила, сидя на корточках, ведьма на поганке, скрюченные пальцы проворны у набухшего вымени. Мычанием встречала ее привычный приход скотинка, шелковая от росы. Бедная старушка, шелковая коровка – такие прозвища давались ей в старину. Старуха странница, низший род бессмертных, служащая своему захватчику и своему беззаботному обманщику, познавшая измену обоих, вестница тайны утра. Служить или укорять, он не знал; однако гнушался заискивать перед нею.
– И впрямь прекрасное, сударыня, – согласился Бык Маллиган, наливая им в чашки молоко.
– Вы, сэр, отведайте, – сказала она.
Уступая ей, он сделал глоток.
– Если бы все мы могли питаться такой вот здоровой пищей, – объявил он звучно, – в этой стране не было бы столько гнилых зубов и гнилых кишок. А то живем в болоте, едим дешевую дрянь, а улицы вымощены навозом, пылью и чахоточными плевками.
– А вы, сэр, на доктора учитесь? – спросила старушка.
– Да, сударыня, – ответил Бык Маллиган.