Улитка
Шрифт:
Регосу захотелось кивнуть, и он решил не сдерживаться. Все равно она его не видит.
Мана задумчиво спросила:
– А ты где припарковался?
– Там у ТЦ, – они оба знали, о чем речь, поэтому дополнительных пояснений не требовалось. Минут десять пешком.
– А ближе можешь подъехать?
– Я не грузил в фургон никогда… – у Регоса был старенький, неторопливый минивэн, и название «фургон» ему очень подходило: расшатанный и ведомый довольно ленивыми лошадьми. – Ну, с человеком.
Мана выжидательно смотрела на него. Регос, поняв,
– Не знаю, сколько уйдет времени, а тут нигде нельзя парковаться.
Светлана Андреевна решила в очередной раз вмешаться:
– Ага, ну, что ж, так и буду тогда тут стоять, пока совсем не заржавею, что же делать.
Мана тоскливо осмотрела улицу. Дорожные камеры, как положено, располагались на каждом четвертом столбе, смотрели в обе стороны. Конечно, они не все работали, но как узнать?
И тут же спрятала от них лицо. Картинка была очень живая – фургон Регоса, стоящий у тротуара, машины полиции, перегораживающие его с обеих сторон…
– Придется нести, а там, может, снимем его, – решила она. – Пошли быстрее.
Мана заторопилась – сбежать хотелось даже от призрачной полиции.
– Он держит спину?
Регос в ответ осторожно попробовал оттянуть назад ленты прикрывающие плечи.
– Он полностью недвижим.
– Хорошо, – она подошла к матери, погладила ее по плечу. – Тебе придется потерпеть.
– Вот новость-то! Всю жизнь только этим и занимаюсь, как-нибудь справлюсь и в этот раз.
Мана показала Регосу кивком головы и начала наклонять свою мать вперед. Он немного замешкался, сначала поднимая рюкзак, но Мана не оставила ему ни секунды для выбора – пришлось подхватить ее мать под руку. Или, скорее, за подмышку. Ощущения от такого плотного контакта у Регоса были странные. Он решил не разбираться в них, и подумал – а где брать мозги к скелету, если это они? Модель довольно старая, кому бы позвонить, чтобы они оказались на совсем убитые?
Мыски бахил экзоскелета заскребли по асфальту.
Мана поняла, что выбрала не ту сторону – материнский бок упирался ей в левое плечо, почти там, где была свежая рана, которая тут же напомнила о себе. Новой, остро-тянущей болью.
Мане было очень неловко – от звука, казалось, слишком оглушительного, от их нелепого вида, от того, что Регос был выше и не подумал чуть наклониться сам, от неудобства…
Но боль отвлекала, придавала даже ненужных сил, она пыталась почти бежать, вырваться из пространства и ситуации. Интересно, долго она сможет выдержать такой темп?
Левое плечо тянуло, щупальца боли проползли под кожей к лопатке, ключице, плечевому суставу, куда-то к основанию шеи. Мана попыталась еще ускориться, но вес, который она несла, оттягивал назад, мешал, словно нелепый якорь.
– Стой, – сдалась она через пару минут. – Давай местами поменяемся.
– Ты куда так несешься-то?! – в голосе матери появились новые нотки, какой-то – испуг? просьба? Или и то, и другое, легким налетом, тенью, скользящей за обычным высокомерным тоном.
– Ну,
И вновь – скрежет, тяжесть, Мана смотрела на разматывающееся под ногами полотно асфальта.
– Дожила, – на этот раз как-то мирно и спокойно проговорила мать. – Хорошо, хоть все наши с работы уже уехали… Отлично бы я опозорилась.
– Давай помедленнее, – попросил Регос. – Я не успеваю за тобой.
Мана принялась считать шаги, подстраиваясь под него. Один, два, три… В сущности, чем еще было заняться? Не думать же. Думать – плохо. Надо просто тащить свой домик. Хотя, пока – не свой. Маму в домике до домика… двадцать три, двадцать четыре…
Переливы рингтона раздались на сто пятьдесят шестом шагу.
– О, это отец, поставьте-ка меня.
Регос начал останавливаться, радуясь выпавшей передышке, но Мана настойчиво потянула вперед.
– Почти пришли, мам, донесем и наберешь ему.
Сердце забилось о ребра с удвоенной силой. Он уже доехал до дома? Что там, интересно? Взломанная дверь и кровь на полу. Или полиция с санитарами? Или и то, и другое… Господи, только бы у него не случился инфаркт от такого. Что можно подумать? Сейчас все придется объяснять… Как же не хочется, может, как-то пронесет? Вдруг они там прибрались, после того, как увезли Тангу?
Но она понимала – вот один из санитаров наступил в не заинтересовавшую его лужу, вот следы потянулись по коридору, к лифту…
Мана устало привалилась к фургону и закрыла лицо руками. Дыхание обжигало ладони.
Она даже старалась дышать потише, ловя каждое слово маминого телефонного разговора.
– А меня тут носят по улице… Чего – как? Волоком, чертова железяка не работает вообще. Да, и дружбан ее. Только вышел?
– Мы куда сейчас поедем? – другим тоном, в другую сторону.
– В мастерскую ко мне, больше я нигде не смогу помочь, – интересно, если ты не видишь говорящего, то начинаешь различать что-то… Большее? Не просто виноватые, торопливые слова. За ними – невиданная для Регоса агрессия, спрятанная так глубоко, что никто бы и не заметил.
– В мастерскую? Ну, оно понятно все – самое ж известное место в Москве! Вопросов нет, конечно… А адрес у мастерской есть?
– На Лесной, это в Перловке, – да, точно, вот опять, немного, совсем чуть металла. Слабый отдаленный призвук.
«Блин, как прикольно,» – от облегчения, что отец еще не дома, в Мане проснулся интерес к чему-то еще. – «Надо будет почаще слушать с закрытыми глазами.»
– Вот, да, в Перловку езжай. Ну, что – домой? Езжай и домой, конечно, я ж без тебя лучше разберусь, на кой ты мне нужен? Мне тут все починят первый класс, буду, как новенькая… Ага, с Перловской выйдешь, звони.
Мана протяжно выдохнула. Не скоро кто-то увидит дорожку кровавых следов от их входной двери. Как хорошо! Блин, как же все страшно и нелепо… Мысли свернулись в кольцо, догоняя одна другую, хватая за хвост, пытаясь поглотить свою противоположность.