Уловка (Держи меня крепко, Прайм-тайм, Последнее интервью)
Шрифт:
Ей нравилось слушать его голос, смотреть на него. Почему они не встретились раньше, при других обстоятельствах? Не было бы этой враждебности, недоверия. Он не искал бы в ее поступках корысти, а она… Она могла бы видеть в нем только мужчину, а не врага, который может помешать ей выполнить свою работу.
Небо за окном быстро светлело, и она уже ясно различала его черты. Теперь, когда Лайон расслабился, суровые складки вокруг рта разгладились. Когда он улыбался, веселые морщинки вокруг глаз становились заметнее. Энди захотелось
– Ты собираешься снова лечь? – тихо спросил он.
«Он смотрит на мои губы?»
– Нет. Наверное, уже нет. Я заработаю только головную боль, если задремлю, а тут придется вставать. А ты?
Он заглянул ей в глаза:
– Нет. Все равно я обычно встаю с рассветом.
Энди рассеянно оглядела холл, потом посмотрела на пол, на его босые ноги и вдруг смутилась, вспомнив, что на ней только прозрачная рубашка, под которой почти ничего нет.
– Ну что ж, спасибо за приключение, – с притворной беззаботностью сказала она, хотя эти слова давались ей с трудом. Все ее тело налилось тяжестью, словно под грузом неутоленного желания.
– Был рад доставить удовольствие. Увидимся позже.
– Да.
Ей хотелось сказать: «А почему бы тебе не зайти?» или «Давай посидим у меня», или даже «Я хочу быть с тобой, пожалуйста, поцелуй меня». Но ничего подобного Энди не сказала. Чтобы не сболтнуть лишнего, она вошла в комнату и осторожно прикрыла за собой дверь.
Она немного постояла, прислушиваясь к его шагам, и, вздохнув, отошла от двери. Решительно не зная, чем заняться, Энди решила принять душ и вымыть голову, а потом просмотреть материалы и ждать приезда своей группы.
Вода освежила ее, и спать больше не хотелось. Только на душе у нее по-прежнему было неспокойно. Вытершись полотенцем, Энди принялась втирать в кожу лосьон.
Вспомнив, что забыла захватить с собой в ванную белье, снова надела рубашку, вернулась в комнату и занялась волосами. Энди давно привыкла к их непослушному нраву, поэтому даже не пыталась придать им форму, пока они были мокрыми. Когда же волосы высыхали, она обычно усмиряла их щеткой, как укротитель усмиряет кнутом диких зверей, и всегда без особого успеха. Однако дамы частенько интересовались, где она делала такую замечательную прическу.
Из-за дальнего холма поднялось солнце и залило золотистыми лучами долину. Все дышало миром и покоем. Не зря Лайон так любит эту землю!
От созерцания прекрасной картины ее отвлек нерешительный стук в дверь.
– Да?
Дверь открылась, и, держа в одной руке поднос, вошел Лайон.
– Я сварил кофе и подумал, что ты…
Лайон замер. Никогда еще ему не доводилось видеть такой божественно красивой женщины. Горящие на солнце волосы, словно ореол, обрамляли лицо Энди. Утренние лучи мягко золотили ее кожу, и от этого она казалась бесценным фарфором. Рубашка не скрывала волнующих изгибов ее фигуры.
Лайон
Лайон никогда не был обделен женским вниманием и ценил это. Но история с женой что-то перевернула в нем. Он стал не доверять женщинам, вымещая на них унижения, которым подвергала его жена. Со временем боль и обида утихли, он стал мягче к тем, с кем ненадолго сводила его судьба, а они, познавшие его любовь, уже не могли забыть прикосновения его рук. Мужское самолюбие было успокоено.
А вот сейчас, стоя перед этой женщиной, он чувствовал себя неоперившимся юнцом, растерянным и смущенным.
– Я не хотел тебе помешать. – Лайон присел на подоконник.
– Ты не помешал.
Он взглянул на Энди. В серых глазах, обычно жестких и холодных, вспыхнули золотистые искры, выдавая волнение, охватившее его от близости этого прекрасного, теплого тела.
– От тебя приятно пахнет.
– Я только что приняла душ.
Пустые, ничего не значащие фразы были только выходом нервного напряжения, энергии, распиравшей их обоих.
Лайон откинул прядь золотистых волос, потом его пальцы заскользили по ее лицу. Он трогал брови, глаза, нос, щеки, губы, словно пытался запомнить их форму. Вот ласковые пальцы добрались до шеи. Нащупав ямку, он шутливо пощекотал ее. Рука скользнула ниже – и Энди закрыла глаза. Пальцы пробрались под тонкие лямки рубашки, еще одно движение – и рубашка соскользнула с плеч.
– Энди, – выдохнул Лайон.
Накрыв ее груди ладонями, он стал осторожно поглаживать большими пальцами персиковые бутоны.
– У тебя никогда не было детей? – прерывающимся голосом спросил он.
– Нет.
– Почему?
– Мой муж был против ребенка. – Она не хотела произносить имя Роберта, не хотела, чтобы в этот их миг вторгся третий.
– Какая потеря. – Он наклонил голову и поцеловал по очереди нежные полукружия.
Он коснулся губами твердых сосков. Легкий стон сорвался с губ Энди. Лайон услышал его и прильнул к ее губам.
Энди даже не догадывалась, что поцелуй может быть тончайшей эротической лаской. Ей хотелось, чтобы он длился вечно.
– Лайон. – Это прозвучало как вздох. Или исступленный вскрик.
– Ты как вкусные сливки, – прошептал он, скользя губами по ее груди.
Протянув руки, он сомкнул их за спиной Энди и стал медленно притягивать ее к себе, пока не ощутил на своей груди прикосновение нежной кожи.
– Ты как сливки, – он наклонился к ее губам, – и мед.
Их губы слились в сладком поцелуе, словно они действительно пили медовый нектар.
Не веря, что кожа может быть такой атласной, Лайон гладил ее спину, руки, округлые бедра. Затем, подхватив Энди на руки, он понес ее к зазывно белевшей неубранной постели.