Уловка медвежатника
Шрифт:
Григорий Леонидович налил коньяку на самое донышко, с интересом наблюдая за тем, как темно-коричневая жидкость прячет от взора стеклянное, чуток выпуклое донышко. Налил немного, в толщину пальца, ровно столько, чтобы взбодриться. И, вдыхая аромат, выпил разом.
Подняв трубку, Виноградов вызвал агента Селезнева, который в сыскной полиции работал всего лишь три месяца. Рослый, заметно сутулый, с острыми опущенными плечами, он выглядел очень нескладно, однако, как никто другой, подходил для щекотливого дела.
– Все растешь? – весело спросил Григорий Леонидович, не без зависти глянув на развернувшуюся стать.
– Батяня с
Волосы у детинушки были темно-русые, весьма приметные. Растрепавшись, напоминали неприбранное воронье гнездо, из которого во все стороны, будто бы прутья, торчали слипшиеся волосья.
Весьма приметный малый. Оно и к лучшему.
– Случается, – весело поддакнул Григорий Леонидович. – Вот что, голубчик, возьмешь вот эту телеграмму, – протянул он запечатанный пакет, – и ступай на Мещанскую, тридцать четыре. Представишься почтовым курьером и передашь депешу хозяевам. Скажешь, что срочная. – Детинушка боязливо взял конверт. – Будут давать тебе на чай, не отказывайся! Так что еще и заработаешь, – весело подмигнул Виноградов. – Ну, чего застыл дурнем? Иди, зарабатывай чаевые! Четвертной на дороге не валяется!
– Ага! – мотнув кудрявым чубом, агент шагнул в отворенную дверь.
Глава 20
МЕНЯ ХОТЯТ УБИТЬ!
Миновали утомительные сутки, прежде чем Краюшкин позвонил по телефону.
– Час назад мне позвонил Макарцев и сообщил о том, что почтальон принес телеграмму о переводе денег.
– Наконец-то! – не сдержав вздоха облегчения, произнес Григорий Леонидович. – А то я, знаете ли, уже начал беспокоиться.
– В этот раз все по-иному, Григорий Леонидович, – голос Краюшкина дрогнул.
– Чего же вас беспокоит?
– Мне не понравился его взгляд. Сейчас он был другим.
– Он как-то по-особенному с вами держался? – насторожился Григорий Виноградов.
– Нет… Все было как будто бы по-прежнему. Он даже был весел, старался к себе расположить, но я сразу понял, что между нами как будто бы выросла какая-то стена. Мне кажется, что они могут меня убить.
– Виктор Алексеевич, вы ли это? – нарочито бодрым голосом произнес Виноградов. – Вам ли бояться всяких проходимцев?
– Честно говоря, становится не по себе, когда думаю, что я должен нести к ним на квартиру такие серьезные деньги. А что, если они спланировали меня убить? – голос Краюшкина слегка дрогнул.
– Батенька, что-то я вас совсем не узнаю. Вы раскисли, как кисейная барышня. Ведь не первый год работаете в полиции и должны знать, что мошенники такого калибра на убийства никогда не пойдут!
– И все-таки боязно, Григорий Леонидович, мало ли что… Такие деньги кому угодно голову вскружат.
– Выполняйте свое дело, Виктор Алексеевич, и ни о чем не думайте. Надеюсь, вы не думаете, что мы вас оставим?
– Нет.
– Друг мой, мы не забудем о вас даже на секунду. За этими людьми уже давно установлено наблюдение. И могу вам сказать, что ведут они себя довольно спокойно, не совершают никаких необдуманных поступков. В общем, совершенно ничем не выделяются среди остальных. Вот что сделаем… Может быть, сегодня вечером к вам придет мой человек и введет вас в курс дела. Вы должны будете строго соблюдать все инструкции, которые он вам передаст, не отступая от них даже в мелочах. Потому что от этого зависит исход операции. Вы меня хорошо
– Да. Я сделаю все, что от меня требуется. – В этот раз его голос прозвучал значительно увереннее.
– Ну, вот и славно, – с заметным облегчением вымолвил Григорий Леонидович и положил трубку.
Статский советник глянул на часы, висевшие над входом. До конца рабочего дня оставалось еще два часа, так что времени было достаточно, чтобы провернуть небольшое дельце.
Одевшись, он вышел на улицу. Поймав лихача, Григорий Виноградов велел ему ехать в сторону «Российского купеческого банка». И уже через пятнадцать минут был на месте. Швейцар, заприметив важного гостя, расторопно распахнул перед Виноградовым дверь.
– Пожалуйста, господин статский советник, проходите! – радушно произнес он, не позабыв поклониться. – Если желаете, так я господина управляющего позову.
– Не беспокойтесь, милейший, – отмахнулся Виноградов. – Не твоя забота, как-нибудь сам доберусь.
Григорий Леонидович пересек большой холл, по обе стороны которого расположились операционные кассы. Сдержанно кивнул охране, скучавшей у служебного входа, и направился по небольшому коридору прямиком в кабинет управляющего.
Коротко постучавшись, он распахнул дверь и вошел в кабинет. За столом сидел крепкого вида мужчина в добротном черном сюртуке, белую рубаху обтягивал галстук, на котором блеснул зажим с крупным бриллиантом. Каждая деталь одежды была строго продумана, белый платок, слегка высовывавшийся из нагрудного кармана, лишь подчеркивал его строгий стиль. С первого взгляда можно было понять, что он из потомственных банкиров. Но достаточно ему было взглянуть на вошедшего, как прежняя недоверчивость сменилась приторным радушием.
– Какая радость! Бог ты мой! – раскинул он руки.
– Вы не позабыли о моей просьбе, Евстратий Иосифович? – дружелюбно спросил Григорий Леонидович, подавляя всплеск эмоций.
Банкир уверенно и сильно пожал руку. На какое-то мгновение через деланое радушие отчетливо проступило недоверие, столь свойственное этому племени.
– Что вы?! – яростно заверил банкир. – Разве я могу? У нас же с вами соглашение, любезный вы мой, Григорий Леонидович. – Банкир почти укорял. Виноградов невольно улыбнулся. Даже в самом удачливом банкире живет ростовщик с глухой городской окраины, который никогда не побрезгует случайно свалившейся копейкой. – Надеюсь, мое участие будет как-нибудь отмечено полицией?
– Несомненно, – невесело буркнул Виноградов. – Я сообщу о вас директору Департамента, действительному статскому советнику господину Александру Павловичу Трегубову.
– Я был бы вам очень признателен.
– Не забывайте, все должно быть в точности исполнено. Его имя Серафим Рыбушкин.
– У меня на деньги и имена хорошая память, – очень серьезно отвечал банкир.
Виноградов невольно хмыкнул – кто бы сомневался!
Ровно в восемь часов вечера в дверь номера постучали. В какой-то момент Краюшкиным овладело уныние. Похоже, что дамы принимали его за какую-то машину любви, которая не ведает износа. Он уверенно направился к двери: придется все-таки барышням объяснить, что ему нужно время для восстановления физических сил. Его график в общении с прекрасным полом настолько плотный, что у него не остается времени даже для отправления естественных надобностей.