Уловки любви
Шрифт:
— Я об этом подумаю.
— Нет! Ты мне скажешь, черт возьми!
Женевьева решительно взмахнула рукой.
— Я над этим подумаю. Приходите через две недели, если это все еще будет вас интересовать.
— Две недели!
— Да.
— Нет! Я даю тебе одну неделю. И только одну.
Она резко втянула воздух.
— Очень хорошо. Неделю. Но я не могу обещать, что скажу вам, где ее найти. Я должна подумать. — Женевьева посмотрела ему в глаза, решительно подняв подбородок. — Рейборн, вы не единственный, кто прошлой ночью рисковал многим. Не вы один можете оказаться в проигрыше.
Женевьева прошла мимо него, оставив за собой шлейф свежего запаха гардений и роз.
— Через неделю, ваша светлость. Если вас все еще будет
Рейборн уставился на закрытую дверь и потер виски€. И он еще думал, что вчера был плохой день!
Глава 5
От криков, доносившихся из кабинета ее отца, дрожали стены. Грейс сидела в своей комнате, закрыв дверь и задернув занавески. Она знала, что, глядя со стороны, можно подумать, как будто она прячется, как будто она трусиха. Возможно, так оно и есть. Она уже совершила столько поступков, которые требовали храбрости, что теперь могла позволить себе немножко трусости.
Голоса зазвучали громче, потом вдруг смолкли. Но эта тишина ее тоже по-своему пугала. Грейс ждала. Когда сердитые голоса раздались снова, она была этому почти рада. Она знала, что когда ярость утихнет, они пошлют за ней. Ее отец потребует, чтобы она сказала барону Фентингтону, что это какая-то ошибка, что она солгала. Что, конечно, она все еще девственница.
Она обхватила себя руками за талию и стала раскачиваться взад-вперед. Сердце ее суматошно билось где-то в маленькой ямочке у основания шеи. Она сознавала, что сделала, и не жалела об этом. Грейс думала, что сам этот акт будет очень страшным и очень унизительным. Но он был далеко не страшным, хотя мужчина, которого Ханна к ней прислала, был внушительного размера, а то, что он с ней сделал, было каким угодно, только не унизительным.
Поначалу ее испугала его крупная фигура и мрачные черты. Но потом он к ней прикоснулся, и его прикосновение оказалось нежным, голос звучал успокаивающе.
И он ее поцеловал.
Грейс дотронулась пальцами до губ и не стала убирать руку. Ее никогда так раньше не целовали. Она засмеялась. Вообще-то ее никогда раньше никто не целовал по-настоящему. Когда ей было шестнадцать, один из сыновей сквайра Макензи прижал губы к ее губам, но это не было настоящим поцелуем. Ничего похожего на то, как ее целовал этот незнакомец. Это был не тот поцелуй, от которого ее ноги словно расплавились, а сердце в груди оглушительно застучало. Не такой поцелуй, когда мужчина открывает рот поверх ее рта и его язык нащупывает ее язык. Когда этот мужчина ее поцеловал, все ее страхи и тревоги испарились, и она обнаружила, что ее охватило желание, такое острое, что она больше не контролировала свои действия. Вероятно, его желание было таким же острым, как ее. Ей самой не верилось, что она сделала с ним все то, что она делала. Еще труднее было поверить, что она позволила ему сделать то, что делал он.
Грейс закрыла глаза и подождала, пока ее учащенное дыхание успокоится. Но как же это было чудесно! Она не желала забывать, каково это было, когда он спустил с ее плеч сорочку. Что она чувствовала, когда он обнимал ее, прикасался к ней и целовал. Когда он уложил ее на кровать и пришел к ней. Когда он опустил свое великолепное мускулистое тело и вошел в нее. Она не желала забывать ни единой подробности той ночи. Даже боль. Все это было частью того, что она пережила. В течение одной ночи, одной короткой и удивительной ночи она была в объятиях мужчины и была любима. О, она знала, что он ее не любит, он даже не знает ее имени, так же, как она не знает его. Но он обнимал и целовал ее — и взял ее, как мужчина берет женщину. Его не оттолкнуло то, что она не писаная красавица, и он не отшатнулся от нее, потому что она уже не очень молода. В конце концов, ей же почти тридцать. Он растерялся, только когда понял, что она была девственницей. Но и тогда он продолжил заниматься с ней любовью, как будто
Да, у нее есть одно драгоценное воспоминание, которое она будет лелеять всю жизнь. Она никогда не забудет ни единой мельчайшей подробности этой ночи. Ни единого мгновения из того времени, которое она провела в объятиях своего незнакомца. И никогда не пожалеет о том, что сделала. Какими бы ни были последствия, все равно это лучше того, что ее ждало, если бы она не пошла на такой радикальный шаг.
Грейс откинулась на спинку мягкого стула и закрыла глаза. Она позволила себе погрузиться в воспоминания, вспомнила его черты, его мрачный вид, замкнутое выражение лица, высокие скулы, широкий угловатый подбородок. Это был сильный, властный мужчина, воплощающий суровую мужественность в каждом дюйме своего тела. Она улыбнулась и вдруг в тревоге выпрямилась на стуле.
Внизу стало тихо.
Она сцепила пальцы, положив руки на колени, и постаралась успокоиться, дышать медленно и ровно. Потом мысленно попросила Бога, чтобы того, что она сделала, оказалось достаточно. Чтобы она стала теперь негодной на роль жены барона Фентингтона. Чтобы ей не пришлось придумывать какой-то другой, еще более отчаянный план, как избежать брака, который был бы настоящим адом на земле. При мысли о Фентингтоне Грейс стиснула зубы. Он думает, что никто не знает его темных тайн и никто не осведомлен о его извращениях. Он думает, что успешно скрывает свою порочность под личиной показного религиозного благочестия. Но Грейс знала правду. Они с Ханной росли вместе, были лучшими подругами. И она достаточно наслушалась ужасающих рассказов, чтобы понимать, какая жизнь ждала бы ее, выйди она замуж за барона. Избиения, долгие часы стояния на коленях в покорности и молитве, его сексуальные извращения. Она даже знала от Ханны совершенно точно, что последняя жена барона покончила с собой, чтобы только избежать его жестокости. Она отважилась на вечность в аду, чтобы не жить в аду на земле.
Нет. Она не выйдет за него замуж. Но Грейс больше волновал отец. Он успешно выдал замуж шесть остальных дочерей, только она, старшая, осталась. Не самая красивая и не самая общительная. Та, которой больше нравилось играть на фортепиано и читать книги, чем учиться флиртовать. Та, которая на любом светском мероприятии стояла в сторонке, и чей ум отпугивал большинство мужчин. Отец постарался, чтобы никто не захотел взять ее в жены и она осталась бы для своих сестер заменой матери, которой у них больше не было.
Грейс знала, что всегда была для отца разочарованием. Но когда его гнев остынет, должен же он понять: хотя она не может выйти замуж, но будет для него более полезна, будучи незамужней. Он должен понимать, что их дому, Уоррен-Эбби, нужна хозяйка, чтобы им управлять. Она пригодится ему как утешение в старости. И тогда он разрешит ей остаться здесь. Наверняка так и будет.
В дверь негромко постучали. Грейс подняла голову и глубоко вздохнула.
— Миледи, ваш отец желает, чтобы вы пришли в его кабинет.
Взглянув на серьезное лицо горничной, Грейс сдержалась, чтобы не поежиться.
— Спасибо, Эстер.
— С ним барон Фентингтон.
Грейс собралась с духом и вышла из комнаты. Она двигалась с оцепенением узника, идущего на виселицу. Стараясь держать плечи прямыми, она вкладывала в каждый шаг твердую решимость. Она не сдастся, она не позволит им силой выдать ее замуж, только не за Фентингтона. И ни за кого-то другого, столь же отвратительного.
Грейс пошла через выложенный плиткой холл. Она вдруг почувствовала необыкновенную уверенность в себе, хотя у нее было такое ощущение, будто в ее желудке вертятся в противоположных направлениях сотни водоворотов. Она взялась дрожащей рукой за ручку двери и вошла в кабинет отца. Ее отец, граф Портсмонт, сидел за письменным столом и ждал ее. В его застывшем, словно остекленевшем, взгляде горела такая ярость, что Грейс впервые в жизни его испугалась. У окна спиной к ней стоял барон Фентингтон.