Ультра
Шрифт:
— Это что за нахрен? — спросил я вслух.
— Я-я не знаю. — испуганно призналась Прасковья, обернувшись назад.
— Это награда подъехала. — объяснила происходящее Суо. — Не показывай Прасковье. Долго объяснять будешь и в конце концов не объяснишь.
— Сиди, где сидишь. — остановил я машину.
Открыв багажник, посмотрел на содержимое. Слитки платины, идентичного размера, как один. Охренительно. Десять килограмм. В килограммах платину никто не продаёт, её продают в тройских унциях. И тройская унция сейчас стоит тысячу пятьдесят три доллара. Здесь ровно десять килограмм, можно не проверять. Это триста тридцать девять тысяч шестьдесят шесть долларов. Умножаем на десять, получаем три миллиона триста девяносо тысяч
Нет, нихрена не успокаивает.
Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.
— Что там? — неуверенно спросила Прасковья, когда я захлопнул багажник и сел за руль.
— Награда. — буркнул я коротко.
— Какая награда? — не отстала Прасковья.
— Щедрая. — ответил я и сконцентрировался на дороге.
Хрень полная. Куда я дену платину? Её сейчас не легализовать вообще никак. Всё давно посчитано, добыча драгоценных металлов и неметаллов контролируется единым псевдо-ИИ, ввоз-вывоз, расходование, даже усушка и утруска. Это не граммы, которые мало ли где могли заваляться, тут десять кило…
И как находку их не объявишь, уйдёт в собственность государства, а я схлопочу кучу вопросов и, скорее всего, срок. Вряд ли условный. Плохо.
— Слушай, а твой папаша может как-нибудь легализовать десять килограмм платины? — поинтересовался я у Прасковьи.
— С чего бы ему это делать? — ей ситуация вообще не нравится, она только-только догадалась стереть рвоту со рта.
Ну, это понятно. Стала соучастницей убийства, пусть и какого-то психа, жравшего людей. Отмажут её, конечно, но образуется хорошо видное пятнышко на репутации. И это не появление в общественных местах в пьяном виде. Это даже не избиение случайных прохожих. Даже не убийство прохожего по неосторожности. Это соучастие в капитальном таком умышленном убийстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору. И хрен ты докажешь, что сговора не было. Зря я её, конечно, взял с собой. Но не воротить прошлого, как и слов назад не вернуть.
— Ну, если, чисто гипотетически, имеется десять килограмм платины тысячной пробы. — вновь заговорил я. — Химически чистые, абсолютно без примесей, десять кило. И их надо сбыть. Скажем, я могу продать её твоему папеньке за миллион рублей. Он на это подпишется?
— Это не так обсуждается. — дала задний Прасковья. — Лучше с ним самим беседовать.
— Ну хорошо. — кивнул я. — Можешь связаться и переговорить?
— Я… — Прасковья замерла и достала телефон.
Рингтон вдруг заверещал голосом Рианны что-то о наркотической любви.
— Это папа! — она нажала "Сброс".
— Ты зачем сбросила? — не понял я действий.
— Он ничего не знает. — ответила Прасковья.
— Ну охренеть теперь… — ударил я ладонями по рулю. — Сука, твою мать… Я думал у вас всё схвачено и все всё знают!
— Он меня убьёт… — психика Прасковьи, подорванная последними событиями, дала сбой и она заревела.
Я не стал ничего говорить, лишь включил магнитолу. Зазвучал характерный рок-н-ролльный перебой. Затем зазвучал хриплый, весьма запоминающийся голос:
В этом мире, Столько всякого, Легко себя потерять! Только-только, Подсохнет слякоть, Как всё вернётся опятьЗатем раздались очень клёвые аккорды, или как их там, в музыке вообще не разбираюсь. Но очень крутые.
Я бы раньше, Хрен поверил бы, Да кровь испортила блядь. Их так много, Такие23
Константин Ступин — Пушистый хвост лисицы. Рекомендую настоятельно. Он — настоящий Ультра.
https://www.youtube.com/watch?v=ZJA_2CTNjfA — ссылка на песню.
Прасковья тихо хныкала, а я наслаждался неожиданно богатой смыслом песней. Зашазамить.
Константин Ступин? Никогда не слышал. Надо поискать, в тексте чувствуется, что за человек. Не знаю, иногда такое вот чувствую в песнях. Бывают художественно безукоризненные, вылизанные песни, но пустые. А бывают вот такие, на простой гитаре, а зато так душевно, с надрывом. С атмосферой песни.
Снова зазвонил телефон Прасковьи.
— Возьми трубку, папа ведь звонит. — попросил я её, приглушая звук магнитолы.
— Хуже только будет. — отрицательно затрясла головой Прасковья. Часто-часто. Она на грани.
Вот она, настоящая. Неподдельная, не мимикрирующая. Надо получше разглядеть её сейчас. Будет с чем сравнивать завтра, послезавтра.
Сука, а на душе как погано. Знаете, каково это? Это когда твоё представление о реальном мире, которое ты без серьезных повреждений пронёс сквозь перестрелку с бандитами, смерть когда-то лучшего друга, кровавую схватку с непонятными наёмниками, через год изнурительной учёбы в военном институте, к х№%м разбивается вдребезги о висящего на крюке освежеванного покойника. Понимаете? И если я хоть как-то был подготовлен к этому дерьму, если к этому вообще можно приготовиться, то вот Прасковья вообще оказалась неготова. Её трясёт сейчас, она, не до конца давая себе отчёт в действиях, открыла бардачок и зашарила в поисках, по-видимому, бухла. Наверное, у неё в тачке там всегда лежало какое-то очень дорогое и вкусное пойло.
— В жопу… — вышвырнула она зацепившиеся за золотой браслет проводные наушники.
Она судорожно вздрогнула и как-то дёрганно вытерла слёзы.
Я прибавил громкости. Какие-то неизвестные попсовые исполнительницы прошлого надрывались, но я не вслушивался в текст. В голове я прокручивал слова этой песни хриплого пожившего рокера…
Плохо, но надо ехать дальше. Я активировал ГЛОНАСС-маяк, оставленный в хижине, пока сигнал бьёт.
Хижину найдут, человека опознают, а тварь наконец-то перестанут искать.
Ствол выкинул на обочине трассы, в ближайшую канаву в разобранном виде. Незачем мне такое историческое оружие.
Платину прикопал в лесу, запомнив координаты с точностью до сантиметра. С ней нихрена не станется, а со мной, если полечу с таким грузом, станется.
Когда-нибудь, если удастся договориться с папашей Прасковьи, вытащу.
В аэропорту Хабаровска подождали два часа, а затем полетели в Москву.
В небе над Бескрайней Прасковья спала. Я не спал, думал, прокручивал в голове кадры дерьмовой ситуации. Зачем я полез вообще?