Ультраглаз (сборник)
Шрифт:
Днепрогэс? Но ведь это совсем другой район! И к тому же Днепрогэс давно уже восстановлен после войны, а здесь стройка в самом разгаре.
— Камская гидростанция, — сообщил радиогид. — Первая очередь недавно вступила в строй.
…В окошечке спидометра выскочила цифра «30 000 км», когда в зелени пригородов снова показалась Москва. 30 000 километров — это длиннее пути вокруг Земли, если бы мы совершили его вдоль той параллели, на которой стоит наша древняя и вечно юная столица.
Огромный путь проделан — я взглянул на часы — за полтора
Мы прошли над Москвой-рекой. Над широкими, полными движения мостами и взяли чуть в сторону, к Ленинским горам. Я увидел впереди тень от нашей машины, бежавшую по шоссе. В следующее мгновение мы сели на эту тень и плавно скользили по шоссе.
Вот показались знакомые сооружения киностудии. Мы свернули на асфальтовую дорожку, на которой лежало серебристое яйцо.
Как занавес, раскрылись его створки, мы въехали внутрь и остановились…
Замолкла музыка, доносившаяся из репродуктора в последние минуты. Прекратилось слабое стрекотание таинственных моторов. Все стихло.
Я вскочил на ноги, готовый засыпать своего друга вопросами.
Анатолий медленно повернул голову.
— Ну как? — спросил он довольно флегматично.
— Потрясающе! — воскликнул я. — Но скажи, пожалуйста, каким образом?
— Сейчас, — сказал он, — отвечу тебе на все. Дай сначала вылезти, а то у меня ноги затекли. Кресло водителя надо будет переделать.
Он поднялся со своего низкого сиденья и распахнул дверцу. Я вышел.
Мы стояли около замечательной машины, окрашенной в голубовато-серебристый цвет. Крылья снова были втянуты внутрь, и сейчас она напоминала обтекаемые сани или лодку.
Анатолий удовлетворенно курил и искоса посматривал на меня.
Я молчал, подавленный всем виденным и пережитым за этот короткий срок.
— Ну, — сказал, наконец, Анатолий, — что же тебя интересует?
Я очнулся.
— Прежде всего, — воскликнул я, — что это за новый способ передвижения? Эти немыслимые скорости! Эта невиданная поездка!
— А мы никуда и не выезжали, — спокойно возразил Анатолий. Он поднял голову, крикнул: — Иван Петрович!
В яйце, висящем под потолком ангара, открылось окошко, из него высунулась голова.
— Ну как? — спросила голова. — Все в порядке?
— Нет полной синхронности, — ответил Анатолий. — На заднем экране было временами отставание на полфазы.
— Ну, это пустяки, — возразил Иван Петрович. — Сейчас подрегулируем.
И он скрылся в окошечке.
Должно быть, у меня был очень растерянный вид, потому что Анатолий, скупой на слова, счел нужным пояснить:
— Мы были с тобой все время в этом ангаре, и вообще эта штука, — он кивнул на экипаж, в котором мы проделали путешествие, — не может двигаться.
— Так что же это было?
— Кино.
Послышался тихий скрип блоков, и я увидел, что яйцо с Иваном Петровичем опускается. Яйцо остановилось близко у земли, распахнулись дверцы, откинулся трап, и, наконец, показался сам Иван Петрович.
Он
— Здорово? — спросил он, снисходительно протягивая мне загорелую руку. То-то!
И он подмигнул мне, впрочем, тут же спохватился, напустил на себя значительный вид и принялся говорить что-то о «кадрах», «светосиле» и прочих непонятных для меня вещах.
В общем он оказался славным малым, и я главным образом от него все и узнал. Анатолий же считал все объяснения законченными и разговаривал в углу ангара со своими помощниками, появившимися, как черти из-под земли, из трапа, который раскрылся в полу ангара. Там, под землей, как объяснил мне Иван Петрович, помещалось «энергохозяйство». В самом ангаре не должно было находиться ничего лишнего: только сама «машина» и это яйцо под потолком. Так следовало для полноты ощущения.
Но что же это было за изобретение? Объемное кино. Экипаж, в котором мы совершили мнимое путешествие, служил зрительным залом, а весь ангар — своего рода экраном.
Картина, которую я видел, снималась исключительно с натуры. Специальная экспедиция в конце первой послевоенной пятилетки выехала для съемок на Урал, в Сибирь, на Дальний Восток. Съемки производились четырьмя аппаратами одновременно: один был направлен вперед, два в стороны, а четвертый — обращен назад. Так же проектировались и полученные изображения из кинобудки, которая помещалась в висячем яйце.
В результате, в какое бы окошко «экипажа» ни смотрели его «пассажиры», они видели как бы часть общей движущейся панорамы.
— Важно, конечно, было, — пояснил Иван Петрович, — добиться полного совпадения изображений всех четырех проекционных аппаратов.
Съемка первой кинокартины производилась с автомобиля, самолета, моторной лодки и гидроплана.
Теперь я понял, почему так пристально смотрели люди, мимо которых мы «проезжали» на нашей «машине». Я думал, что они удивлялись необычному виду нашего экипажа, а они просто смотрели на операторов, снимавших сразу четырьмя аппаратами с обыкновенного автомобиля.
Для чего же понадобилось сооружать ангар, асфальтовую дорожку и «кабину-вездеход»? Для того чтобы зритель во время сеанса испытывал полную иллюзию путешествия по земле, воздуху, воде, а если понадобится и под водой. Такая хроникальная картина с подводным путешествием уже снималась.
Все это сообщал мне Иван Петрович, чрезвычайно довольный как моей любознательностью, так и своей способностью ее удовлетворить.
Мы шли по неширокой дорожке, окаймленной маленькими голубыми елями, и я думал о там, как много нового, неожиданного и увлекательного создали советская наука и техника за протекшие годы мирного труда.