Улыбайлики. Жизнеутверждающая книга прожженого циника

Ганапольский Матвей Юрьевич

– Сниться, – сказала хозяйка. – У них сегодня много работы.

Радуга опустела и померкла. Стало тихо, как будто секунду назад и не было этого безумия. Радуга беззвучно висела в небе, как взлетная полоса, отпустившая в небо все самолеты. Теперь, видимо, она ждала их возвращения.

– Да, серьезно тут у вас все, – ошарашенно заметил я. – Настоящее производство.

– Да, – согласилась Марья Ивановна. – Это не тот случай, когда скажешь «Работа – не волк». Тут как раз волк – это и есть работа.

Она указала пальцем на поляну перед

домом.

– А вот и мои юные практиканты. Вас, видимо, дожидаются.

Я вгляделся. Тесно прижавшись друг к другу, возле пенька стояли Варфоломеев-Колобок, Олевский-Соловей и Венедиктов-Волк.

– Как там процесс переговоров? – крикнул Колобок. – Давай, быстрее, а то наш интеллигентный Алексей Алексеевич меня сейчас сожрет!..

– Отсутствие альтернативы для конкретного индивидуума толкает его к насилию – классиков марксизма читать надо, – прохрипел Волк, обнажив два ряда янтарных, кинжально заточенных зубов. – Мяса хочу!..

– О, Боже, – вздохнул я и, развернувшись к Ягудиной, решительно сказал: – Хорошо, я признаю – мы виноваты, но не заставляйте их – я показал за окно – нести ответственность за все человечество. Давайте договариваться, потому что я Колобка на съедение не отдам.

– Видите, – сказала Ягудина, – три высших образования и современные технологии, как выясняется, не все решают…

Я снова посмотрел на поляну.

Волк уже дружески обнял Колобка и, вдыхая полной грудью ароматную корочку товарища по экипажу, шептал ему, что, как свидетельствует история, чувство голода иногда выше моральных критериев.

– Алексей Алексеевич, – крикнул я что есть силы, – ты там «зубами не щелк»!..

– Я себя в волка не превращал, – заворчал Венедиктов, отпрыгивая от Колобка. – Я даже вчера, из гуманитарных побуждений, пробовал в проруби хвостом рыбу ловить. Так этот гад – Волк кивнул в сторону Колобка – стал из кустов приговаривать: «Мерзни, мерзни, волчий хвост!»

– Это была неудачная шутка!.. – попробовал возразить Варфоломеев.

– Да, шутка, – ядовито отреагировал Волк. – Кстати, господа, никто из вас не пробовал среди лета вырывать свой собственный хвост из внезапно замерзшей проруби? Нет таких? А я пробовал – и вот результат!

Волк выразительно помахал огрызком хвоста.

– Короче, у вас простой выбор – либо пять минут на переговоры, либо победа моей звериной сущности. А на обед требую либо Колобка, либо Красную Шапочку.

Глядя на зубы Волка, я вновь подумал, что жизнь скромного пилота Сережкина устроена таким странным образом, что периодически именно ему приходится отвечать за все человечество – когда Волк еще был Венедиктовым, то он называл это «ролью личности в истории».

– Ладно, Марья Ивановна, – вздохнул я, – придется предать родные ретрансляторы и интересы человечества. У вас есть тарелочка с яблочком?

– Вы есть хотите? – всполошилась Ягудина, —

Я же вам малиновый пирог предлагала…

– Да нет, – мне нужен этот, как его… – я пытался понять, как перевести

со сказочного языка на русский. – Ну, есть такой прибор сказочный, когда яблоко по тарелке катаешь и видишь то, что хочешь увидеть.

– А-а, «Катись-катись, яблочко»? Конечно есть.

Через минуту по красивой тарелке катилось яблочко, демонстрируя воистину сказочные технологии.

Только вместо лица какой-то сказочной красавицы в ней отразилась небритая реальность – физиономия Диспетчера. Тарелка с бутербродом у Диспетчера оказалась ровно там, где, как я отчетливо запомнил, она стояла. А именно – возле клавиатуры его центрального компьютера.

– Рука в тарелку пролезет? – боязливо спросил я Ягудину. – Не отсохнет?

– Помилуйте, – она всплеснула рукам, – это же вам не «Виндоус».

Я осторожно просунул руку в дно своей тарелки.

Было страшно и щекотно.

Если бы Диспетчер, который сидел спиной к компьютеру, случайно обернулся и увидел, что из самого ему близкого предмета – тарелки с бутербродами, вылезает чья-то рука, то обморок ему был бы гарантирован.

Но он разглядывал все ту же карту звездного неба, что-то бормоча себе под нос – видимо, решая куда засунуть парочку очередных ретрансляторов.

Я, изогнув кисть руки до боли, дотянулся до клавиатуры и набрал на ней несколько необходимых цифро-буквенных комбинаций.

После чего, стараясь не задеть полусъеденный бутерброд, лежащий на тарелке Диспетчера, втянул руку обратно.

Как и было обещано, рука не отсохла.

– Все, – сказал я тоном героя. – В памяти главного компьютера вашей планетки больше нет. Можете кататься на своей радуге и сниться детям. А я вернусь и пойду под арест, как предатель человечества.

– Либо вас наградят, как его спасителя, – уточнила Марья Ивановна. – И у меня есть доказательство именно этой версии.

Она сделала широкий жест рукой.

– Василий проснулся!

Действительно, Кот Василий сидел на подоконнике в полный рост и глядел на меня безумным взором.

– Что это с ним? – изумился я. – Он на меня не бросится?

– Не бросится, – успокоила меня старуха. – Просто у него повышенное чутье на «Вискас» и гражданские поступки. Но поскольку «Вискас» не подвезли, то он, видимо, учуял второе.

Василий Иванович, в подтверждение, мяукнул своим красивым баритоном и вздыбил шерсть. Меж его усов забегали разноцветные искры.

– Хочу предупредить, что скоро ошибку на карте найдут, ваше место вновь внесут в реестр и сюда снова прилетят, – уточнил я.

– Пусть прилетают, – ехидно заметила старуха, – нам как раз жабы в болото нужны…

– Нет, нет, давайте попробуем без насилия. А вот скажите, вы могли бы сниться не только детям, но и взрослым. Если вы будете сниться всем, то, значит, и тем, кто прилетит. А как у них потом поднимется рука вас уплотнять. Да и Василию «Вискас» подвезут. Понимаете, взрослые вас просто не знают, потому что забыли. А не любишь то, что не знаешь.