Улыбка бешеной собаки
Шрифт:
В темноте коряга ещё больше напоминала тело испуганного человека, который поднял руки вверх, и пятился в воду. Из лодки медленно выбралась небольшая фигурка в мокром, длинном, до пят, плаще.
Старик, кряхтя, кое-как выбрался на скользкий берег, с трудом удерживая равновесие, и чуть не упал, поскользнувшись на мокрой от дождя траве. Некоторое время он постоял, глядя себе под ноги, и, по всей видимости, пытаясь получше рассмотреть дорожку, а потом, тихо чертыхаясь, направился в глубину леса.
От усталости и недоедания
На подходе к турбазовскому домику старик ещё сильнее замедлил шаги, и начал озираться по сторонам, вгядываясь в чернеющие кроны деревьев, и вслушиваясь в ночные звуки.
Но вокруг все было тихо, спокойно.
Лишь под ногами чавкала вода, успевшая на лесной дорожке собраться в небольшие лужи, да ещё капли дождя то и дело срывались с промокших насквозь веток.
В лесу пахло грибами и немного дымом костра. Старик принюхался, потянул носом: нет, ничем съестным, вкусным здесь не пахло... А уж могли бы о нем и побеспокоиться, и хоть что-нибудь приготовить к его приходу, пока он тут терпел лишения и голодал, как последняя собака...
С того дня, когда из-за чертовых детей, которые привели к турбазовскому домику безусого мента, ему пришлось спешно перебраться на затопленный остров, старик ни разу не ел вареной пищи, потому что боялся лишний раз зажечь костер и обнаружить свое присутствие. Не мудрено, что от такой непривычной "диеты" у него заметно побаливал живот.
К тому же на затопленном островке практически не оказалось дров. Лишь один раз удалось набрать сухих прутьев и разжечь костер, на котором пришлось согреть воды для этой...
Старик подошел к домику, и несколько раз тихо кашлянул, давая знать, что он уже явился. Но никто не отозвался ему в ответ.
На всякий случай, старик вскинул на плечо ружье, и ещё несколько минут подождал возле закрытой двери.
– У-у-у, - кто-то тонко то ли пропищал, то ли проскулил в кустах, и старик узнал ночную песню летучей мыши.
Летучие мыши в этом лесу были не редкостью, и он даже однажды нашел под деревом одну мертвую тварь с перепончатыми крыльями, и так напугал девчонку, что она вообще стала бояться подавать голос, и слушалась его молчаливых приказов даже с первого взгляда.
Старик ещё раз кашлянул, и вошел в домик.
Он хорошо видел в темноте, и очень быстро убедился, что внутри помещения, ни в первой, ни во второй маленькой комнатушке, никого не было.
Странно, но где же в таком случае спрятался долгожданный гость?
Потоптавшись в затхлой темноте, повздыхав, и снова прошептав себе под нос проклятия, старик собрался снова выйти на улицу, толкнул дверь плечом...
Но теперь она оказалась закрытой с обратной стороны.
– Что за шутки, эй, Глеб?
– прохрипел
– Открой, это же я.
Эй, ты что там задумал? Открой! Если ты вздумал меня убить, то не узнаешь, где девчонка. Открывай...
Из-за двери никто не отвечал, и старик забеспокоился ещё сильнее.
– Ты что? Думаешь, тебе это просто так пройдет?
Он застучал что есть мочи кулаками в запертую дверь, и метнулся к окну, накрепко забитому досками, примериваясь, как их лучше отодрать, но тут же отшатнулся в испуге.
На улице внезапно загремел барабан, затрубила какая-то пронзительная дудка.
Старик приложился глазом к щели между досками, и увидел, что на поляне вдруг быстро, словно сам собой вспыхнул костер, как если бы в него плеснули бензином, и за окном сразу же сделалось светлее. А возле костра появилась странная, маленькая фигура в белом балахоне, наподобие привидения, которая принялась бегать вокруг огня, издавая какие-то непонятные, душераздирающие звуки - и голосом, и при помощи музыкальных инструментов.
Среди нечленораздельных воплей можно было различить слова, которые исполнялись на разный мотив:
– Праздник сатаны! Праздник сатаны!
– извиваясь, выкрикивала фигура, размахивая факелом, и то и дело пропадая в тени деревьев.
Старик перепугался ни на шутку, но вовсе не приведения.
Он испугался факела, и вообще - огня. Ведь если сейчас это непонятное существо вздумает поджечь домик, то тогда ему за запертой дверью точно прийдет конец.
Доски к окну были прибиты так крепко, что он ни за что не сумеет их оторвать.
Поэтому старик что есть силы замолотил ногами в дверь, и ещё раз поднажал на неё всем телом.
Но самое удивительное, что дверь внезапно поддалась, и старик выкатился на освещенную поляну, и с ошалелым видом принялся озираться по сторонам, прикидывая, в какие лучше всего ему поскорее метнуться кусты.
Щурясь, старик ещё раз вгляделся в темноту, и собрался уже сорваться с места, как замер от неожиданности в нелепой позе, растопырив в разные стороны руки.
Из-под того самого дерева, где он пристрелил собаку, вдруг отделилась черная собачья тень, и раздалось грозное рычание, перешедшее затем в безостановочный, заливистый лай.
– Сатана, фас его, фас!
– скомандовал чей-то голос.
– Вот твой убийца, хватай его, фас! Пусть и ему тут тоже прийдет конец!
Собака заливалась лаем и рвалась с цепи, с трудом сдерживаемая своим невидимым грозным хозяином. Старик, согнувшись от ужаса напополам, бросился было в противоположную сторону, но из других кустов тоже раздался ещё более громкий, и прямо-таки душераздирающий лай, заставивший его вновь остановиться на месте в смертельном испуге. К тому же Сатане ответила воем и рычанием собака, спрятавшаяся совсем в другой другой стороне, возле самого домика.