Улыбка Бультерьера. Книга вторая
Шрифт:
Стариковская палка треснула улыбающегося азера по носу, отскочила, ветеран снова замахнулся, но на сей раз я успел, сбил древко ребром ладони в опасной близости от черноволосой макушки Чингиза.
Направив полет палки вниз, к асфальту, я встал стеной меж взревевшим от боли и негодования Чингизом и героически побледневшим ветераном. Встал лицом к старику, попросил с чувством, стараясь говорить насколько возможно убедительнее:
– Умоляю, батя – хватит! Ступай домой от греха. На, держи… – Я выхватил из рук счастливой девушки пятикилограммовый пакет. – …держи
Мою напряженную спину атаковал пухлый живот Чингиза. Пахнущие чесноком пальцы азера вцепились в мою шею.
– Убээ-э-эю!!! – ревел Чингиз в ухо, силясь оттолкнуть меня в сторону.
– Заткнись, – огрызнулся я, резко согнув руку в локте.
Мой закаленный локоть пробил жировую прослойку и больно ужалил Чингиза в печень. Живот отлепился от моей спины, пахучие пальцы перестали мучить шею.
– Ступай домой, батя. Без обид, девушка, ладно? Расходитесь, граждане! У нас обед, санитарный час, расходитесь, не толпитесь…
Пакет с яблоками отвлек ветерана от дальнейших активных боевых действий. Девушка в мини-юбке заморгала часто-часто, решая, обижаться ей или радоваться. Остальные граждане, дружно затаившие дыхание во время кавалерийской атаки старичка, выдохнули все разом, заговорили, загомонили, рассредоточились, однако расходиться не спешили. Я повернулся к Чингизу.
Ушибленный азер замер в позе буквы Г. Попытался было разогнуться, но боль в печени не позволила. Чингиз взглянул на меня снизу вверх, его телячьи, навыкате глаза выражали крайнюю степень удивления.
– Ты мэня ударэл? – спросил Чингиз тихим, сдавленным голосом.
– Извини, случайно получилось. – Я виновато пожал плечами.
– Нэт, нэ случайно.
Из разбитого носа Чингиза, будто из ржавого крана, вязко капала кровь, но про трость ветерана он забыл. Аллах с ним, со вздорным стариком. Я! Я, ничтожный раб, стукнул господина. Я! Я во всем виноват! На моей машине привезены яблоки! Я впервые появился около рынка, и сразу взбунтовалась чернь, сразу потекла кровь из разбитого носа знатного купца. Я и сейчас стою, едва заметно улыбаясь уголком рта, вместо того чтобы пасть на колени и молить о прощении. Я, букашка, возомнил себя человеком! Как я посмел? Как такое возможно? Неужели я не понимаю, что за этим последует?
Я догадывался, но смутно. Ясность внес Мирон. Хитрый крестьянин возник тенью рядом со мной, кретьянином-простофилей, и прошептал обреченно:
– Кабздец нам, Семеныч. Полный кабздец.
Означенный «кабздец» наступил внезапно, но развивался поэтапно. На первом этапе, как я понял позже – подготовительном, из рыночного чрева выкатились и быстро приблизились к нам земляки пострадавшего Чингиза. Дюжина смуглых особей разогнала зевак, окружила нас с Мироном и не сильно попинала волосатыми лапами да модно подкованными копытами. Нас не били, нет, нам наносили мелкие, но обидные оскорбления действием, выражавшимся преимущественно в пощечинах и поджопниках. Ни я, ни Мирон особенно не сопротивлялись, стойко терпели. По возможности уворачивались от
Второй этап «кабздеца» ознаменовался появлением мусоров. Помните, я теоретизировал про объединившее воедино расейский народ телевидение? Ну так вот, по моим личным наблюдениям раньше мусора любили косить под Глеба Жеглова, а нынче переключились на героев телесериалов «Улицы разбитых фонарей». Тот мусор, что выкручивал мне руку за спину, стригся и говорил как положительный Ларин из телевизора. Мирона окольцевал наручниками носатый мент, внешне и повадками похожий на давно покинувшего сериал, но памятного Казанову. Псевдо-Ларин и мы с Мироном поехали в отделение на милицейской тачке с сиреной, сзади ехал двойник Казановы на моем «толчке» в компании с Чингизом и еще двумя особо выдающимися, в смысле количества золота во рту и на шее, господами рыночниками.
На третьем этапе нас допросил ментовский начальник – Мухомор. Нам сделали устное внушение, сообщили, что для начала органы официально ограничатся штрафными санкциями и неофициально у нас изымут яблоки в пользу голодающих семей малооплачиваемых сотрудников милиции. Я позволил себе высказать предложение об оплате штрафа также неофициальным путем и нашел понимание в лице милицейского начальника. Этап третий завершился на диво быстро, бескровно и полюбовно. О завершающем, четвертом, этапе расскажу поподробней.
Понурые и печальные, мы с Мироном вышли на казенное крыльцо милицейского отделения. В дверях столкнулись со здешними Лариным и Казановой. Героические менты жевали яблоки сорта «Слава победителю». На нас, униженных и оскорбленных, голодные герои даже и не взглянули. Верный «толчок» ожидал нас, припаркованный поодаль от крылечка. Около «толчка» сидели на корточках Чингиз и двое искрящихся золотом Чингизовых дружков.
– Во, ща они нас и накроют, – вздохнул Мирон.
– Кто? – не понял я.
– Кабздец, – выдохнул Мирон.
– А я думал, уже…
– Не, Семеныч. Ща полный кабздец накроет. Раньше-то, это самое, был просто кабздец, а ща будет полный…
Мирон нервно хохотнул, робко пристроился за моей отнюдь не широкой спиной, и мы, гуськом спустившись с крылечка, гуськом подошли к поднимающимся с корточек азерам.
– Ви должны нам дэнги, – объявил кудрявый, золотозубый азер с пышными, слегка тронутыми сединой усами.
– За что? – спросил я, почесывая шишку на лбу.
– Ты Чингиза ударэл. – Толстый палец с грязным ногтем и золотой печаткой ткнул меня в грудь. – Чингизу на лэчэния дэньги нужны.
– Он ударил, а я-то? Я-то, слышь, я ничего… – попробовал отмежеваться от разборки Мирон.
– Ты, ишак, все начэл. – Грязный с золотом палец указал через мое плечо на Мирона. – Ты правэла торговли нарушэл, бэспрэдэл устроил, э?
– Сколько мы должны? – беспрецедентно быстро сдался Мирон.
– Пять тысяча. – Для наглядности усатый азер растопырил пятерню.