Улыбка черного кота

Рой Олег Юрьевич

Но, как ни старался он проводить дома побольше времени, у него это получалось катастрофически плохо. Новый график не позволял расслабиться или отвлечься ни на минуту. То были горячие деньки, страна перестраивалась, делались заготовки на будущее, и для семьи молодой ученый неизбежно превращался в воскресного папу. Многие его друзья и коллеги жили в таком же режиме, но у них были сильные тылы — нормальные жены, молодые, здоровые родители, всеми силами помогавшие им обеспечивать будущее семейное благополучие.

На Светлану опереться было невозможно. Наоборот, она постоянно создавала Антону все новые проблемы. Молодая, красивая женщина

без конца жаловалась, упрекала его в невнимании, неумении жить, в том, что он не ходит по концертам и не читает модных книжек, не принимает участия в ее светской жизни, не «украшает» ее существование… Иногда Антон с грустной усмешкой вспоминал фразу из какого-то давным-давно прочитанного французского романа: «Жена вошла в семейную жизнь, как в кондитерскую, а меня представляла этаким кондитером, главная задача которого — усластить и украсить ее жизнь…» Светлана оказалась из разряда именно таких жен. Для нее муж, по сути, никогда не был авторитетом, а теперь, занятый непонятными для нее изысканиями, какими-то учеными советами, расчетами и партнерами, он окончательно потерял в ее глазах остатки былой привлекательности.

Как мужчина Антон перестал ей нравиться сразу после рождения сына. Она связывала все изменения в организме, вызванные материнством, только с тем, что позволила Антону любить себя, вышла замуж по ошибке, «из жалости», как она это называла. Вбив в голову, что спать с таким мужем для нее «одни убытки», Светлана сама убивала в себе остатки последнего хрупкого влечения к Антону. «Пусть радуется, что выносила и родила ему его ненаглядного сынка, — жаловалась она подругам. — Кому сейчас нужны такие, как он? Ограниченный человек, фанатик, трудоголик, сошедший с ума от своей науки… Да разве это муж?!»

Костик продолжал исправно ходить в детский сад, к счастью, болел очень редко и требовал все меньше неусыпного внимания. Поэтому целыми днями Светлана принадлежала себе. Постепенно она нашла для себя новую компанию, которую составляли жены «людей с деньгами». Она знакомилась с такими людьми у парикмахера, у косметолога или у маникюрши. Потом созванивались, договаривались о встречах и отправлялись в дорогую сауну, солярий или на какой-нибудь шейпинг в воде… Мест, в которых можно было с шиком потратить деньги мужа и с удовольствием провести время, в Москве становилось все больше и больше. Кстати, молодая женщина подумывала, не перевести ли ей Костика на пятидневку в детском саду, чтобы стать еще свободней, но только там надо было платить гораздо больше, и она передумала — финансовое благополучие было теперь основой основ ее жизни.

В конце концов Светлана ограничила круг своих требований к мужу только одним — деньгами. Да, ей нужны были деньги, и чем больше, тем лучше. На разрыв она не шла. Она поставила перед собой цель — соблюдать дипломатические отношения с Антоном, рассматривая мужа как человека, который может создать ей комфортные условия для беззаботной жизни. Но ее натура не могла выдержать даже и таких, необременительных в общем-то для нее, отношений. И Светлана устраивала скандалы — все чаще и беззастенчивей. Она срывалась; скрытая неудовлетворенность, безлюбовность ее жизни, видно, подтачивали характер и нервы. Все, что бы ни сделал и ни сказал Антон, было заведомо не так. А муж, заметив ее алчность и умение промотать без остатка все, что попадало ей в руки, в свою очередь, начал разумно ограничивать пределы семейного потребления.

Однажды Антон, приведя

утром сына в детский сад, натолкнулся не на воспитательницу, которая в последнее время была с ним крайне суха, а на заведующую садиком. И та с жаром выговорила ему о том, что весь персонал возмущен такими родителями, как Житкевичи. Им жалко мальчика, который страдает от необязательности родных, каждый раз безумно переживает, когда мать опаздывает забрать его вовремя и воспитателям приходится брать его домой, поскольку садик уже запирают на ночь… «Раньше ваша жена хотя бы извинялась за свои опоздания, а теперь, кажется, считает это в порядке вещей!» А потом, помявшись, добавила: ей кажется, что родители излишне суровы к ребенку, он нередко приходит в садик с синяками на спине, а это явные следы побоев.

Антон был прямо-таки потрясен услышанным. Он тоже видел однажды синяк у Костика, но Светлана объяснила, что малыш упал на детской площадке, где она каждый день с ним обязательно гуляет… Постаравшись не выдать своих чувств, Житкевич извинился перед заведующей и сослался на перегруженность, командировки и постоянные болезни жены, пообещав тем не менее, что подобного больше не повторится.

Вечером Антон поговорил с женой и уже окончательно убедился в ее удивительном безразличии к собственному ребенку.

— Да, — лениво и недовольно морщилась она, — пару раз я не могла забрать Костика вовремя и попросила посидеть с ним, причем не каких-нибудь чужих людей, а знакомых ему воспитателей. Ну и что? Я ж им потом заплатила, они остались довольны. А если бы и не заплатила… подумаешь, делов-то! Ничего с ними не случится, если посидят с ребенком лишние полчаса…

Ее совершенно не интересовало, как относится к этим опозданиям сам Костик, что чувствует ребенок, оставленный в детском саду, как чемодан в камере хранения. А синяки на спине? Ну да, она и не думала оправдываться. Сказала, что поддала пару раз и еще поддаст, если надо будет, он ведь вертлявый и непослушный! Мать она, в конце-то концов, или нет?! Имеет право!

Антону впервые пришлось серьезно задуматься теперь и о безопасности сына. Светлана была груба, раздражительна с ребенком, кричала на него по пустякам, ее не заботило состояние мальчика — ни душевное, ни физическое. Антон и раньше замечал это, но никогда не предполагал, что дело зашло настолько далеко. Теперь, в озлобленном и каком-то отстраненном, бездушном состоянии, мать может даже причинить Костику уже серьезный вред. И Антон твердо предупредил Светлану, что именно она отвечает за здоровье и воспитание сына и, если еще хоть раз позволит себе оставить ребенка в детском саду, он примет самые жесткие меры. Впрочем, в тот момент Антон уже слабо верил в действенность своих предупреждений. Более того, он и не представлял, какие меры можно принять в отношении этой бездумной и, по сути, чужой ему женщины…

Деловой и решительный во всем, что касалось его профессиональной жизни, Антон совершенно терялся в семейных делах. Ведь все они были связаны с женщиной, по-прежнему вызывавшей в нем воспоминания о безмятежных годах школьной любви и дружбы. И хотя ему никогда не приходилось встречать в женщинах такую жесткость по отношению к собственным детям, он уговаривал себя тем, что Светлана просто устала, больна. Он надеялся, что ее непонятное и грубое раздражение против него и Костика со временем пройдет и она станет прежней, веселой и находчивой Светкой, которую в старших классах обожала вся школа.