Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него
Шрифт:
А среди некоторых аналитиков и скептиков в ФБР появилось …ну, если не убеждение, то предположение о том, что все «следы», которые вскрывались по ходу поисков, подстроены самим террористом. Это, считали они — намеренно ложные следы, и возможная реакция ФБР на них просчитывалась маньяком заранее (что дало веские и, как оказалось, правильные основания предположить потенциально высокий его интеллектуальный уровень), и выбирались они с намерением как можно дальше увести расследование от истины. Реальных же следов преступник старается оставить как можно меньше: например, в его «бомбах» не было обнаружено ни одной детали, которая позволила бы достаточно четко определить место и время приобретения; даже винты и шурупы, используемые для крепежа, «Унабом» изготавливал вручную из металла, взятого со свалок. Каких именно — установить, несмотря на то, что джи-мены брали пробы чуть ли не со всех многочисленных в США, и по каждому образцу проводился тщательный анализ (вплоть до спектрального и хроматографического), установить не удалось.
Новые версии в расследовании вызвал перерыв во взрывах, который
Можно было только надеяться, что «Унабом» замолчал навсегда — но это была слабая надежда, и она в 1985 году рассеялась. Террорист вновь начал активные действия, причем его, если так можно выразиться, «профессиональный уровень» возрос. В качестве взрывчатки теперь использовался не порох, а более сложное высокобризантное химическое соединение, так что жертв и пострадавших оказывалось теперь больше. Смертоносную посылку теперь зачастую предуведомляли две-три весьма квалифицированно написанные открытки невинного содержания, которые стимулировали профессиональный интерес у пострадавших, так что посылки попадали прямо им в руки — и в то же время делали их менее подозрительными.
Очередной ложный след опять уводил в сторону (одна из неразорвавшихся бомб оказалась уложена в ящичек, используемый для упаковки протезов); естественно, ФБР просто не могла не проверить врачей-ортопедов, протезные фабрики и калек — и увы, безуспешно. Кто-то из джи-менов высказал предположение, что у бомбиста есть кто-то знакомый в числе потенциальных проверяемых, и маньяк посмеивается, узнав об очередной вспышке прилежания в расследовании. Однако искать такого «знакомого» — задача непосильная даже для ФБР.
Самый серьезный толчок в расследовании дали показания служащей из Солт-Лейк-Сити. Она увидела через стекло офиса мужчину, который положил увесистую сумку на служебной автостоянке компьютерной фирмы, оглянулся — в этот миг их взгляды встретились, — и скрылся. Через пару минут прогремел сильный взрыв (к счастью, на этот раз обошлось без погибших). Анализ остатков взрывного устройства был скорым и однозначным: это работа «Унабома». Теперь в распоряжении ФБР появилось подробное описание подозреваемого и его фоторобот (как потом оказалось, весьма точный). «Белый мужчина в возрасте от 25 до 30 лет. Высокий, худой, с маленькими усиками, удлиненным подбородком и рыжеватыми волосами. На нем были темные очки и свитер с надвинутым на голову капюшоном…». Фоторобот и описание были моментально разосланы по всей Америке и вызвали двойственный эффект. С одной стороны, поступило несколько сотен звонков с ложными опознаниями (среди них были и умышленные, от обиженных любовниц и брошенных жен). С другой — маньяк испугался и затаился на целых шесть лет. Все это время расследование не прекращалось. В ФБР расследования прекращаются только при однозначно зафиксированной смерти реальных фигурантов, или, естественно, при их обнаружении и осуждении. Каких-то нормативных сроков нет. Был разработан психологический портрет маньяка — тоже весьма точный. Беда только, что он соответствовал не одному миллиону американцев. Много в стране высокоинтеллектуальных, образованных мужчин, скрупулезных и педантичных, избегающих даже мелких осложнений с законом, хороших соседей и примерных граждан, при этом достаточно замкнутых, любящих и умеющих мастерить, уделяющих большое внимание техническому состоянию своего автомобиля…
Принимались меры и на правительственном уровне: была объявлена награда в миллион долларов за помощь в розыске и осуждении преступника. Последняя фаза расследования наступила в июне 1993 года. Маньяк подал голос и очень громкий голос: две бомбы-посылки в течение двух недель; один человек убит (профессор-компьютерщик Д. Джелен-тер) и семеро (в том числе адресат второй посылки, ученый-генетик Чарльз Эпстайн) получили ранения различной степени тяжести. Но это еще не все: за два дня до первого взрыва он прислал письмо в редакцию «Нью-Йорк тайме», якобы от группы анархистов, которая называет себя «FC»; программа группировки и ее требования будут, указывалось в письме, сообщены позднее, а пока что они передают никому не известный пароль (девятизначное число), которое, если останется в секрете, послужит для уверенного различения сообщений «FC» и сообщений всяких самозванцев. Письмо было воспринято в ФБР как очередной ложный след, хотя одна деталь стала основанием для новых значительных усилий по расследованию. Дело в том, что при изучении оригинала письма эксперты обнаружили чуть заметные углубления: автор на предыдущем листе бумаги написал небольшую записку. Удалось восстановить ее текст: «Позвони Натану Р., в среду в 7.00». Оказалось, что в США проживает около десяти тысяч Натанов Р. Среди них (а опрашивались все, за исключением детей и глубоких стариков) не оказалось никого, кто получал бы такую записку, или как-то вообще может свидетельствовать о человеке, похожем на маньяка-террориста. А само послание от «FC» или, как сочли эксперты ФБР, от «Унабома», поступило в редакции двух крупнейших газет, «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост».
Это был десятистраничный трактат, содержащий пессимистическую, столь же верную, сколь и общераспространенную, констатацию проблем и трудностей
Статья вызвала вялые комментарии только из-за обстоятельств появления. Тем временем и расследование, и теракты продолжались. Из-за угрозы одного из них на несколько часов был закрыт крупнейший в мире аэропорт в Лос-Анджелесе. Сообщение о предполагаемом теракте «Унабом» послал из почтового отделения в Сан-Франциско, находящегося в сотне метров от штаб-квартиры отделения ФБР — той самой, которая являлась главным координатором расследования. Это еще больше укрепило убеждение многих джи-ме-нов в том, что единственной реальной мотивацией манья-ка-бомбиста является игра со следствием — и если так, то все уже отработанные, уже проверенные на десятках других методы окажутся бессильными и надо просто ждать счастливой случайности или самораскрытия маньяка (бывает и такое — жажда «всемирной известности» иногда оказывается сильнее инстинкта самосохранения). И такая «счастливая случайность» действительно наступила. Весной 1996 года брат профессора математики Теда (Теодора) Казински сообщил в ФБР о том, что целый ряд выражений и фраз, употребленных в трактате террориста, опубликованном в «Нью-Йорк тайме», весьма напоминают выражения, которые много раз употреблял Тед Казински в письмах к родственникам и устных беседах. Вот такой косвенный донос на брата — из гуманных побуждений, за вознаграждение в миллион долларов.
Тед Казински по всем параметрам подходил и к описанию внешности, и к психологическому портрету, разве что был чуть постарше, чем показалось свидетельнице из Солт-Лейк-Сити. При обыске в его доме была обнаружена пишущая машинка, на которой были отпечатаны послания в газеты, оригинал «трактата», готовые к действию взрывные устройства, а также несколько заготовок и деталей, включая детонаторы. «Почерк» изготовления адских машин был в точности таким же, как в предыдущих устройствах.
Уже неоднократно отмечалось в этой книге, что борьба с терроризмом все прошедшие годы составляла одно из важнейших направлений деятельности Бюро. В начале века это практически однозначно была борьба с политическим терроризмом, в основном «левого», но и с терроризмом правого (прона-цистского) толка. Были — и происходят до сих пор — теракты, осуществляемые психически нездоровыми людьми, маньяками. С многочисленными проявлениями терроризма во всем спектре сталкивались США в латиноамериканских странах — так, что это даже повлияло на концепцию национальной обороны [132] . В последующие годы терроризм бурно развивался и в Европе, и в Америке — как правило, под анархистскими и марксистскими, реже — под националистическими лозунгами. Мировые войны (кстати, им предшествовали многочисленные теракты) на какое-то время поставили в центр внимания другие проблемы. Но уже к шестидесятым годам о терроризме заговорили вновь.
132
«Этот тип войны, новый по своей интенсивности и в то же время традиционный — война партизан, повстанцев, заговорщиков, убийц; война засад, а не битв; инфильтрации, а не агрессии; устремление к победе путем изматывания и дезорганизации противника, а не втягивания его в открытые военные действия» (Джон Ф. Кеннеди, из речи перед выпускниками военной академии в Вест-Пойнте).
В «рафинированном» виде политический терроризм практически выделяется с конца шестидесятых; с того времени террористические организации и их действия приобретают очень большое значение в политике. Опорными датами считаются 1967 и 1968 годы; связано это было с оглушительным поражением арабских стран в Шестидневной войне с Израилем и со вспышкой студенческих бунтов в Западной Европе. Особенностью этого злокачественного социального новообразования стало то, что террористические группы на четырех континентах стали тесно взаимодействовать, и даже создали целую сеть специальных центров для координации действий, а также для учебы и подготовки новобранцев. Забегая вперед, можно сказать, что в тот период была создана и опробована модель, которая впоследствии развилась в глобальную террористическую сеть, часть из которой известна под названием «Аль-Каида». В те же годы в США произошла серия террористических актов (политические убийства, подстроенные авиакатастрофы, взрывы и поджоги), о некоторых из которых было рассказано выше. Некоторые из них были совершены мусульманскими фанатиками. Некоторые, по всей видимости, на совести «специалистов» из ЦРУ, чей вклад в последующие десятилетия в подготовку и становление мусульманских радикалов трудно переоценить. Надеюсь, что История, если только она состоится вообще, вынесет им достойную оценку. Сейчас, с более чем тридцатилетней дистанции, система выстраивается вполне определенная, но к семидесятым годам религиозный терроризм казался еще несущественным. К началу семидесятых годов прошлого века речь шла только о международном политическом терроризме, и его характерные черты определяли так: