Улыбка для милой
Шрифт:
— Не ломайте его! Я только в прошлом году за него расплатилась!
Гас поморщился, покачал головой и стал давить корпус — до тех пор, пока пластик не треснул. Меган взвыла прямо Барри в ухо:
— У меня там были телефонные номера!
— Извини. — Гас открыл свой бумажник, достал три купюры и сунул их в карман кофты Меган. — Купи себе новый телефон. Тот, что с камерой. Я не хочу, чтобы наши копы пользовались устаревшим оборудованием.
Он встал, поглядел на них, по-волчьи ухмыльнулся Барри и ушел.
ГЛАВА
Барри уставился ему вслед.
— Сколько денег он мне дал? — спросила Меган.
— Мы связаны в пустом самолетном ангаре, а тебя интересуют только деньги?
— Не только.
Барри выворачивался до тех пор, пока не увидел краешек купюр, выглядывающих из кармана Меган.
— Кажется, триста долларов.
— Он просто душка! — просияла Меган.
— Душка?! Да ведь он же нас связал!
— Да, но зато не пристрелил.
Оба помолчали, размышляя над тем, что могло бы произойти. А когда Барри не говорил, он чувствовал. О, еще как чувствовал! Меган с прижимающимся к нему торсом и волосами, щекочущими нос, и ногами, обнимающими его, пробуждала очень сильные чувства. Скорее, даже порывы. Порывы, о которых сама она не догадывалась и на которые явно не отвечала взаимностью.
Гас сделал это намеренно. Он прекрасно знал, какого эффекта добьется, связав их в таком положении. Голова Меган была наклонена, поэтому Барри не видел ее глаз, и она все время ерзала. Если б они не были связаны, он бы назвал это провокационным ерзаньем. Нет, оно было в любом случае провокационным.
— Тебе неудобно? — спросил он.
Она взглянула на него и рассмеялась.
— Ты хочешь знать, испытываю ли я неудобство оттого, что мы прижаты друг к другу?
— Ну, да.
Она перестала ерзать, дав его мозгам немного проясниться. Затем улыбнулась ему улыбкой, от которой его кровь вначале застыла, потом вскипела, потом забурлила и понеслась по жилам.
— Ну, я не знаю, — отозвалась она, при этом ее рот оказался совсем рядом с его ртом. — Мне нравится быть так близко к тебе. — Она на мгновенье задержала взгляд на его лице, потом снова задвигалась.
У Барри закружилась голова, но это, возможно, оттого, что он перестал дышать. Как странно слышать такое от Меган. Он попытался сглотнуть и обнаружил, что с этим тоже проблема.
— Я… — Ему пришлось прокашляться. — Я раньше не видел эту твою… э… земную сторону.
Она подняла взгляд, и волосы упали ей на глаза, такие сексуально растрепанные, как после постели.
— Если ты не видел, это еще не значит, что ее нет.
Барри почувствовал, как в голове у него что-то перемкнуло. Бессвязные мысли сформировывались и тут же пропадали.
— Я… э… не могла бы ты хотя бы ненадолго перестать ерзать? — вырвалось у него прерывистым шепотом.
— Я должна. Как иначе, по-твоему, я… — Она осеклась, заглянув в его глаза.
Кто знает, что она увидела там, кроме вожделения. Ничего. Потому что там не было ничего, кроме вожделения. Барри смотрел
Она поняла. О, господи, помоги!
— Эй, ну что ты так нервничаешь? Это же вполне естественно. — Она многозначительно посмотрела вниз, затем тряхнула головой, убирая волосы назад. — Расслабься. Мужчины так устроены, что не могут не реагировать в подобной ситуации. Я не собираюсь обвинять тебя в сексуальных домогательствах за твою мужскую природу.
Барри улыбнулся. Он не знал, что это была за улыбка, потому что не планировал ее. Редкий случай.
Она улыбнулась в ответ.
— Вот это тот Барри, которого я знаю.
— Зато ты не та Меган, которую знаю я.
— Ты вообще меня, не знаешь. Да и я только начинаю тебя узнавать. Частичка настоящего Барри приоткрывается, только когда кто-нибудь ведет себя иначе, чем ты ожидаешь. Но даже и тогда ты очень быстро овладеваешь собой.
— И какого же ты видишь меня настоящего? — не мог не спросить он.
— Я вижу неравнодушного и ранимого человека. Другими словами, слабака.
— Звучит сексуально, ничего не скажешь.
— Быть неравнодушным не стыдно, Барри.
— А кто сказал, что я равнодушный? Я неравнодушен ко многим вещам. Просто к одним больше, к другим меньше.
— Не к вещам. К людям. Ничто человеческое тебе не чуждо, но ты не хочешь, чтобы кто-то об этом знал, и скрываешь свое истинное лицо.
— Я не притворщик, если ты на это намекаешь. Просто я изменил себя.
— Зачем?
Барри ответил ей с неожиданной для себя искренностью:
— Чтобы нравиться людям. — Он никогда никому в этом не признавался.
— Ты хочешь сказать, что не нравишься людям такой, какой ты есть на самом деле?
Послышался низкий рокот. Это прогревались двигатели самолета.
— По крайней мере Гас не заткнул нам рты. — Барри был рад сменить тему. Он совершенно утратил контроль над беседой.
— И о чем это тебе говорит? — прокричала Меган сквозь оглушающий гул.
— Что он небрежен? — прокричал в ответ Барри.
— Это говорит о том, что здесь не будет никого, кто бы нас услышал! — проговорила Меган одними губами.
Когда усиливающийся гул наполнил уши, Барри стал просто наблюдать за ее ртом. Она продолжала что-то говорить. У нее, оказывается, великолепный рот. Почему он раньше этого не замечал? Вообще, он многого не замечал в Меган.
Наконец самолетный рев стал удаляться, и Меган снова мотнула головой, слегка ударив его волосами по лицу.
— Проклятье!
— Постой. Позволь мне. — Дождавшись, когда она затихнет, Барри медленно наклонился вперед и поймал непослушную прядь губами. Он узнал горьковатый привкус спрея, или геля для волос, или чего там еще, но он не помешал ему наслаждаться ощущением щеки Меган на своих губах. Ему нравилось быть с ней так близко. Он бы не возражал быть еще ближе. Эмоционально ближе.