Улыбка Горгоны
Шрифт:
Он злился на себя за несдержанность, за неумение использовать ситуацию, за переоценку своих способностей – вот так и появляются комплексы, которые впоследствии перерастают в манию, мания в шизу…
Денис закурил и шел по двору в поисках укромного места, чтоб проанализировать, где, когда и какую он допустил ошибку. Вроде бы все слаженно строилось, вдруг Лайма взбесилась, идиотка. Или идиот он?
Не успел Денис плюхнуться на скамейку под грибком, а она вон, вышагивает скорым шагом вдоль дома, торопится.
«Куда это Лайма намылилась сразу после частичной асфиксии? – сам себя спросил Денис. – Даже
Дождавшись, когда Лайма повернет за угол, он отбросил сигарету и рванул за ней.
Зинаида возвращалась домой, поведал Ларичев, примерно в четвертом часу утра, где она была и почему возвращалась в столь поздний час – неизвестно. Таксист непременно подвез бы ее к подъезду, но она почему-то предпочла идти через сквер, а не обогнула его вдоль домов, где хотя бы есть освещение. Пересекая по диагонали (о чем свидетельствовали следы от ее каблуков) заросший, правда, небольшой участок, она получила смертельные ранения и скончалась на месте. Уже в шесть утра ее труп обнаружили жильцы того же дома, в котором Зинаида проживала, позвонили в милицию. При ней не было сумочки, что для женщины неестественно, должна же она где-то держать ключи от квартиры, платок, пудреницу, кошелек и прочие мелочи?
Ларичев действительно взял заботы Вероники на себя, оставлял ее ждать в машине, а сам отправлялся за справками, но и при его оперативности добыча бумажек заняла почти весь день! А сколько понадобилось бы времени Веронике? Ах да, Зина не просто умершая в тридцать пять лет от тяжелой и продолжительной болезни, она зверски зарезана. Но все равно собирание всех этих бумажек разве не издевательство над простыми смертными?
– Сумку забрал убийца, – сказала Вероника, поражаясь паузе, которую сделал Ларичев, будто не понимал, что именно произошло в ту ночь. – У вас это называется – разбойное нападение с целью ограбления, так?
Находясь за рулем по пути следования к дому Зинаиды, Ларичев на заявление Вероники и ухом не повел, а ей нужна ясность. Она дала подписку о невыезде, данный факт тревожил.
– Вы думаете иначе? – спросила она, когда пауза перешла все возможные границы.
– Угадали, – только и сказал Ларичев.
Многозначительное молчание следователя действовало на нервы, как будто он знает больше, чем могло показаться. Возможно, Веронику Ларичев и не берет в расчет. Но ей как жить в роли подозреваемой? Впрочем, он еще этого не сказал напрямую, просто взял подписку, потому что у нее есть мотив, а мотив далеко не всегда указывает на… Да что же, Вероника родную сестру пришила? Каким образом?!
– Скажите, будьте любезны, что вы думаете по поводу смерти моей сестры? – пристала она к Ларичеву, избрав требовательный тон. – Обязуюсь ваши тайны не разглашать. Некому! У меня здесь нет знакомых. Почему вы молчите, черт возьми? Заставили подписать бумажку, я так чувствую, вы меня оставите без работы, без замужества, без средств к существованию, но говорить, в чем причина жестокого обращения со мной, не желаете? Чудненько!
– Не злитесь, – мирно, в отличие от нее, сказал Ларичев, одновременно останавливая машину. Он отстегнул ремень безопасности, повернулся к ней, уложив локоть на руль, второй на спинку кресла, и начал: –
– Разве грабители не пользуются оружием? – возразила Вероника. – Ножами, пистолетами, шилами всякими?
– Но в ход пускают редко. Даже если и пускают, достаточно один раз ударить ножом – все, жертва от боли не способна сопротивляться. Это хорошо знают грабители, тем не менее вашей сестре нанесли пять ударов, пять! Значит, били наверняка, чтоб она случайно не выжила.
– И что?
– А то, что это убийство не вписывается в стандартное ограбление.
– Но сумочку…
– Сумочку убийца прихватил, да. Но для каких целей? Что было в ней? Вдруг там лежала вещь, которую Зинаида не отдавала, а ему она позарез была нужна? И не исключено, что убийца шел вместе с ней через сквер…
– За ней? – уточнила Вероника.
– Нет, с ней. Не исключено, что он ее сопровождал.
Это меняло дело. Ведь Ларичев дал понять, что подозревает не Веронику, значит, выпустит ее из города, а как ей мечталось умчаться отсюда – не подлежит описанию. Не успела зародиться мысль о свободе, как на плечи Вероники взгромоздилась вина: Зинаиды нет и больше никогда не будет, а она поглощена лишь собственной проблемой, о сестре недосуг поплакать. Неужели за это время Вероника полностью истребила в себе душу по примеру коллег? Те чужие волнения с переживаниями отторгают, предпочитают только позитив, зато их тронь, такие зубы покажут – от одного вида упадешь замертво.
– О чем вы думаете? – озадачился Ларичев, не спускавший все это время с нее глаз.
– А? – вздрогнула Вероника, очнувшись.
– На вашем лице выражение меняется ежесекундно, следовательно, с такой же скоростью меняются и мысли. Интересно, что вы там себе фантазируете?
– Мои фантазии на одну тему: хочу похоронить сестру и уехать. Отпустите меня, а?
Он поменял позу, снова сев прямо и уставившись в лобовое стекло, – ни дать ни взять римский полководец загляделся вдаль. Ну, хоть пауза длилась недолго, Ларичев развел руками, насколько позволяло пространство, и с сожалением вздохнул:
– Не могу.
– Почему?! – задергалась Вероника. – Почему, почему?
– Наши версии могут быть ошибочными, а мотив пока только у вас.
– Ха-ха… Какой? Какой мотив?
– Вы снимаете квартиру, а со смертью сестры…
– Выходит, я убила Зину из-за квартиры, да? – взвинченно перебила Вероника. – Вы это имеете в виду? А у меня алиби!
– Неужели?
– Да-да-да! Есть! Меня каждый день и вечерами видела масса народу. Друзья, знакомые, коллеги… Я же работаю! В приличной фирме! Я дизайнер…
– Убийства такого рода заказывают киллерам.
Правильное было первое впечатление от него: Ларичева не пронять ничем, он имеет в запасе сто возражений на один вопль. Вероника стухла:
– Значит, я у вас типа запасного варианта? Версии лопнут, а тут сестричка убитой, так?
– М-м… примерно, – беззастенчиво сознался он.
– Ну и циничный же у вас подход, – презрительно бросила Вероника. – Знала б, как у нас в стране обстоят дела с поисками преступников, удрала бы подальше от границ нашего государства – на всякий случай.