Улыбка (изд.1993)
Шрифт:
Бэйс сделал глубокий вдох и на выдохе произнес:
— Мистер… Бут?
Странный незнакомец застыл, по телу его пробежала дрожь, и шепотом, полным ужаса, он ответил: — Да…
Бэйс ждал. Наконец он снова решился.
— Мистер… Джон Уилкс Бут 3 ?
В ответ раздался тихий смешок и наконец сухие и отрывистые, как карканье, слова:
— Норман Лэвлин Бут. Всего лишь фамилия… совпадает…
«Слава богу, — подумал Бэйс. — Я бы не вынес, если бы совпало все».
3
Актер
Он резко повернулся и, быстро пройдясь по проходу, остановился и посмотрел на часы. Время на исходе. Фиппс едет сюда, он в любую минуту может постучать в запертую дверь зрительного зала.
— Почему? — жестко спросил Бэйс, обращаясь к стене, которая была перед глазами.
Вопрос прозвучал, как эхо трех сотен испуганных голосов зрителей, тех, кто десять минут назад заполнял этот зал и в ужасе повскакивал со своих мест, когда раздался выстрел.
— Почему?
— Не знаю! — закричал Бут.
— Лжете! — почти одновременно с ним выкрикнул Бэйс.
— Такой шанс глупо было бы упустить.
— Что?.. — Бэйс круто повернулся и впился взглядом в Бута.
— Ничего.
— Нет смелости повторить еще раз, не так ли?
— Потому, — начал Бут, опустив голову, то различимый, то еле видимый в полутьме, раздираемый чувствами, в которых и сам не мог разобраться, которые подхватывали и несли его куда-то, чтобы так же внезапно покинуть, смениться судорожными спазмами смеха или внезапным оцепенением. — Потому что… это правда. — И в благоговейном страхе, поглаживая щеки, он прошептал: — Я сделал это. Я все-таки сделал это.
— Ублюдок!
Бэйс бегал по проходу между рядами кресел, боясь, что если он остановится, то бросится и ударит, и будет бить, бить этого идиотского умника, этого хвастливого убийцу… Бут понимал это.
— Чего вы ждете? Кончайте.
— Нет, меня не будут… — Бэйс с трудом остановился, заставил себя не кричать, а говорить совершенно спокойно, — не будут судить за убийство человека, который убил того, кто по сути не был живым существом, а всего лишь машиной. Достаточно того, что стреляли в робота, казавшегося живым существом. Я не допущу, чтобы какой-нибудь судья или суд присяжных создали прецедент и был осужден человек, убивший того, кто стрелял в гуманоида, в компьютер! Глупость не должна повториться.
— Жаль, — с тоской в голосе произнес человек по имени Бут, и глаза его погасли.
— Говорите, — сказал Бэйс, глядя на сцену и видя ночное шоссе, мчащегося в машине Фиппса и неумолимый бег минут. — В вашем распоряжении пять минут, может, чуть больше, может, чуть меньше. Говорите: зачем вы сделали это? Да начинайте же! Начните с того, что вы трус!
Он ждал. За спиной Бута поскрипывал ботинками охранник, неловко переступавший с ноги на ногу.
— Да, я трус, — согласился Бут. — Как вы догадались?
— Я это знал.
— Трус, — продолжал Бут. — Я трус. Всегда боялся. Вы правильно сказали. Боялся вещей, людей, мест, где можно побывать. Боялся людей, которых хотел ударить, но не смел. Вещей, которые хотел иметь, но не имел. Мест, где хотел побывать, но так и не побывал. Мечтал стать великим, знаменитым. Почему бы нет? Но не получилось. Тогда подумал: не находишь причин для радости, найди причину для горя. Столько возможностей для этого. Вот вы спрашиваете,
— Вам это, бесспорно, удалось.
Бут смотрел на свои руки, опущенные между колен, будто видел, как они держат древнее, совсем простое оружие.
— Случалось вам когда-нибудь убить черепаху?
— Что?!
— Когда я был десятилетним мальчишкой, я впервые узнал о смерти. И тогда же я узнал, что черепаха, это глупое, похожее на камень животное, еще долго будет жить после того, как меня давно уже не будет на свете. Тогда я решил, раз мне не миновать смерти: пусть первой умрет черепаха. Я взял камень и бил по панцирю до тех пор, пока не проломил его и черепаха не подохла…
Бэйс чуть замедлил свои бесконечные шаги по проходу и сказал:
— По этой же причине я однажды не убил бабочку.
— Нет, — быстро ответил Бут, — не по этой. Мне тоже однажды на руку села бабочка. Она расправляла и складывала свои крылышки, отдыхая на моей руке. Я знаю, что в любую минуту могу прихлопнуть ее, но не сделал этого, потому что знал, что через несколько минут, самое большее, через час ее склюнет какая-нибудь птаха. Поэтому я позволил ей улететь. А вот черепахи — это совсем другое. Они лежат во дворе, лежат десятки лет, целую вечность. Поэтому я вышел во двор и взял камень, а потом много месяцев мучился от того, что сделал. Может, мучаюсь по сей день. Вот, смотрите.
Бут протянул руки. Они дрожали.
— Какое это имеет отношение к тому, что сегодня вы оказались здесь? — спросил Бэйс.
— Какое? Вы что, серьезно? — Бут смотрел на Бэйса, как на сумасшедшего. — Разве вы не слышали, что я говорил? О господи, я завидую! Завидую всему, что хорошо сделано, что работает, всему, что прекрасно само по себе, всему, что вечно… Мне все равно, что это! Я завидую!
— Нельзя завидовать машине.
— Почему нельзя, черт побери! — Бут ухватился за спинку переднего кресла, медленно наклонился вперед и впился глазами в печально склоненную фигуру в кресле с высокой спинкой в самом центре сцены. — Разве машины не совершенней людей в девяноста девяти случаях из ста? Вспомните ваших знакомых. Я это серьезно. Разве машины не выполняют все так, что не придерешься? А люди? Можете вы мне назвать таких, чтобы делали все, как надо, хоть на треть, хоть на половину? Вот эта проклятая штуковина там, на сцене, эта машина, разве она не только выглядит отлично, но и делает все отлично — говорит, действует? Более того, если ее смазывать, заводить, беречь от поломок, она будет еще лучше, будет говорить и действовать без изъяна сто и двести лет, когда я давно сгнию в земле. Завидую? Да! Разве я не прав, черт побери?
— Но машина не знает, какая она.
— Зато я знаю! Я чувствую! — кричал Бут. — Я посторонний, заглядывающий в окна. В таких делах я всегда посторонний. Я не участник, мне это не дано. А машине дано. Она все может, а я нет. Она создана, чтобы выполнять одно или два действия, но как она выполняет их! Комар носа не подточит. Сколько бы я ни учился, сколько бы ни знал и ни старался, хоть всю жизнь, мне не быть совершенством, таким чудом, как это, которое так и просится, чтобы его сломали, как вот этот человек, эта вещь, это существо на сцене, этот ваш президент!..