Улыбка Кубы
Шрифт:
– Саня!
– Что? – он обернулся и коротко бросил на ходу: – Я не хочу есть.
И выскочил в темноту.
Хочет! Он лукавит! Мы раз пять или шесть плавали в океане и здорово вымотались. После такого невозможно не проголодаться! Я голодная, как волк! А он – парень – и значит, голоден, как два волка! Он выпендривается! Ой, гордость у него, как же!
Но у меня тоже гордость! Я не могу за ним бежать. Я все-таки девушка.
А народ объедался. Пил сок и вино. Слушал музыку. Отдельно для каждого столика играл оркестр. Переходил от стола к столу. Гитарист в соломенной шляпе сомбреро интересовался
– Сеньорита, что вам сыграть?
На лице гитариста, обратившегося ко мне, пышные черные усы и сама любезность. Но я думаю об ушедшем Саньке, только о нем, и сейчас нет никакого желания слушать музыку. Я молча мотаю головой. «Нет, спасибо, не нужно». Мне плохо и даже немножко хочется плакать.
Санька мне портит жизнь!
Вот все же замечательно! Я же не виновата, что у них в стране трудности. Но раз ты попал на берег океана, купайся, ешь, танцуй! Делай что хочешь! В отеле все бесплатно! Забудь о плохом! Живи настоящим!
Я ведь забыла о неприятностях.
Я забыла, что живу с одной мамой, замотанной работой, которая часто остается на вторую смену, и тогда я целый день дома одна. Готовлю ужин. Готовлю уроки. Поговорить не с кем. Я скучаю. Завидую сыновьям папы. Потому что он с ними, а не со мной. Некоторым моим одноклассникам, которые тоже без отца, помогает компьютер. А для меня это плохая нянька. Потусуешься «ВКонтакте» час, на большее меня не хватает. Мне нужно живое общение: похохотать с Алишкой, попить с ней чайку, и чтобы мы друг друга поснимали на фотик или телефон. Но Алишка живет в другом районе, после уроков мы встречаемся редко. А еще раньше нам с мамой было совсем-совсем плохо. Ни на что не хватало денег. Папа ведь раскрутился с фирмой в последние два года, а до этого, когда его алиментов почти не было, мы все бедствовали. И папина семья еле сводила концы с концами.
Все, все плохое надо забыть напрочь и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться!
Дуралей этот Санька.
Мой рюкзачок всегда со мной. В нем есть два полиэтиленовых пакета. Они лежат там на всякий случай. Они и в Москве там валялись. Я беру один, кидаю туда помидоры, булку, иду к блюду, на котором горкой возвышаются вареные яйца, два тоже туда, в другой пакет – бутерброды с сыром, какую-то ржаную лепешку, бананы в рюкзак кинула, две бутылочки воды…
Я иду кормить голодного, злого русского кубинца.
Наш отель просто рай! Я его, между прочим, так и представляла – бесконечные зеленые подстриженные лужайки, на которых тут и там растут пальмы. Дорожки из каменных плиток приводят вас в любое место – в ресторан, к пляжу, к бассейнам, спортивным площадкам, танцевальным площадкам… Небольшие домики под черепичными крышами – мы живем в подобном. Королевские комнаты со всеми удобствами для избалованных комфортом иностранцев. Я-то, скажем, не избалована, но ведь тут люди со всего мира. Только американцев нет! Да и я здесь тоже самая настоящая иностранка!
Я живу на первом этаже, Александр на втором. От ресторана до дома нужно пройти по узкой, выложенной цветным камнем дорожке среди газонов. В траве горят круглые фонарики. Да, прямо в траве – как светящиеся цветы. Фонарики в траве – суперпотрясно! Сказка! Кокосы на пальмах
Поднимаюсь на второй этаж. Стучусь в Санькину дверь – его комната прямо над моей. Он выходит в коридор мрачный как туча. Сейчас разразится грозой.
– Сань, – миролюбиво начинаю я. – Я для нас еды набрала, – подергиваю лямки рюкзака на плечах. – Пошли?
Он не говорит, что не голоден.
Он говорит:
– Си [6] . – И добавляет после молчания:
– Извини за несдержанность.
– Так и быть, прощаю.
6
Да (исп.).
Спускается с лестницы следом за мной, и когда я оглядываюсь, я вижу, что он кусает губы. Я их тоже кусаю, когда мне хочется плакать.
Плотная темнота. У входа на пляж те же высокие силуэты.
– Can I help you?
– Грасиас, но.
Силуэт остается позади. Темнота такая, что мы рискуем потерять друг друга. Приходится браться за руки. На пляже белые лежаки еле-еле вырисовываются. Мы садимся на один, у самой кромки океана, который шипит волнами по песку убаюкивающе спокойно и лижет наши босые ноги. Океан – гигантская кошка. Я раскрываю рюкзак, нащупываю Санину руку и кладу в нее яйцо. Подаю бутылку воды. Мы ужинаем. Пожираем помидоры и папайю. Не думая о приличиях, откусываем лепешку по очереди огромными кусками.
– Ты наелся? – спрашиваю его.
– Угу, – довольно бормочет он с полным ртом. Нет, наверное, он просто что-то промычал, а мне послышалось. «Угу» – так говорят ребята в Москве. Не может так сказать Александр. Это слишком по-русски. Но мне почему-то сильно кажется, что Александр – наш, хоть он и стопроцентный кубинец.
Я зашла в волны, чтобы помыть руки. Одна волна налетела на меня и свалила с ног. Это было неожиданно и смешно. Я хохотала. Санька подал мне руки и за мои вытянутые руки помотал мной в океане, как тряпкой. Потрясающе: меня выполоскали в океане. Следующая волна свалила Саню. Словом, руки мы вымыли хорошо.
Мокрые с ног до головы, со стекающей с нас океанской водой, оставляя на полу отеля мокрые следы, мы разошлись по комнатам. Я согрелась под горячим душем, надела пижаму – футболку и коротенькие шортики – и стала искать телефон.
У меня привычка – перед сном проверять телефон – есть звонки, эсэмэски? Я понимала, конечно, что на нем ничего такого, ведь связи не было. Скорее всего, я потянулась к сотику по привычке и еще надо было посмотреть время.
Однако в рюкзаке сотика не было. Но мне вовсе не хотелось терять его, даже бесполезного на Кубе!