Улыбка сфинкса
Шрифт:
Вслед за Норденом долину Нила посетил знаменитый философ эпохи Великой французской революции граф Константин Франсуа Вольней.
Памятники культуры древнего Египта вызвали восхищение Нордена и Вольнея. Однако их записки не проливали, да и не могли пролить нового света на историю Египта. Невозможно было изучать древний Египет без знания его языка. Расшифровка иероглифов стала насущной задачей новой отрасли исторической науки — египтологии.
Недолгое царствование султана Эль-Кебира
1 термидора 7 года Великой французской революции гражданин Бушар, офицер инженерных войск наполеоновского экспедиционного корпуса в Египте, нашел в коптской деревушке недалеко от г. Розетта треугольный обломок базальтовой плиты, покрытой ровными рядами надписей. В тот момент вряд ли кто-либо мог предположить, что это заурядное событие станет отправной точкой в развитии египтологии, а знаменитый Розеттский камень, найденный Бушаром, тем ключом, с помощью которого известный французский ученый Жан-Франсуа Шампольон сумеет расшифровать древнеегипетские иероглифы, сравнив высеченные на камне на греческом и древнеегипетском языках (демотическим и иероглифическим шрифтами) тексты, датированные временем царствования Птолемея Филопатора.
Египтология — дочь французской экспедиции в Египет. Масперо любил повторять, что документы о ее рождении появились во время кампании Бонапарта.
Действительно, группа французских ученых, входивших в состав экспедиции Бонапарта, проделала огромную работу по изучению памятников древнеегипетской культуры и заложила серьезный научный фундамент для развития египтологии. После экспедиции Бонапарта мрачную фигуру европейского контрабандиста, вывозившего бесценные памятники тысячелетней истории древнего Египта в Европу, постепенно вытесняет фигура ученого, для которого папирусы и древние камни, испещренные иероглифами, не что иное, как книга, рассказывающая об истории и культуре древней страны. Европейские ученые медленно, порой наугад погружались в чтение совершенно новой для них главы в истории человечества.
Однако в эпоху колониального раздела мира даже такая, вроде бы далекая от политики, сфера, как изучение древнеегипетской культуры, оказалась втянутой в водоворот политической борьбы, сопровождавшей создание крупных колониальных империй. За спинами ученых незримо стояли фигуры дипломатов, разрабатывавших хитроумные комбинации, а за дипломатами, направляя их действия, маячили призраки представителей парижских банкирских домов, дельцов из лондонского Сити, владельцев манчестерских мануфактур.
Даже сейчас, когда страсти первых сенсационных открытий поутихли, в Париже и Лондоне по-разному смотрят на историю египтологии. Глава находящегося в Каире французского Института восточной археологии Серж Сонерон в своей книге, посвященной египтологии и египтологам, на первое место среди исследователей древнего Египта ставит Шампольона, далее Огюста Мариета, первого директора египетской Службы древностей, а затем уже Гастона Масперо — преемника Мариета, немецкого археолога Эмиля Бругша и англичанина Уильяма Флиндерса Питри.
Что же говорить о конце XVIII — начале XIX в., когда соперничество между Англией и Францией за обладание Египтом только начиналось? Документы о рождении египтологии действительно появились во время экспедиции Бонапарта, но не надо забывать, что они заполнялись под аккомпанемент оружейной канонады. Подвижнический труд французских ученых был только одной и далеко не главной стороной «цивилизаторской миссии» Франции в Египте. Как образно сказал современный французский исследователь Лука: «Победоносная буржуазия оправдывала свою экспансию своими талантами» {22} .
Колониальный характер своей египетской экспедиции не считал нужным скрывать и сам Наполеон, писавший: «Египет должен заменить Сан-Доминго и Антильские острова и примирить свободу черных с интересами наших мануфактур». Однако впоследствии эта сторона наполеоновской экспедиции как бы отступила на второй план. История пребывания французского экспедиционного корпуса в Египте постепенно обросла мифами, призванными замаскировать неприглядную подоплеку англофранцузского соперничества за новые колонии. Один из них гласит: «Наполеон не был намерен воевать с египетским народом».
Так ли это? Ведь еще Вольней предупреждал честолюбивого молодого генерала: «Для того, чтобы нам обосноваться в Египте, необходимо будет вести три войны: первую — против англичан, вторую — против Порты и третью — самую трудную — против мусульман, которые составляют население этой страны» {23} .
И вот благодаря чистой случайности мне попали воспоминания полковника Виго Руссилиона о египетской экспедиции, вышедшие в русском переводе в 1890 г. в типографии Казанского университета.
«Ну и что?» — спросит читатель. Эка невидаль, воспоминания какого-то заштатного наполеоновского вояки, который за сорок четыре года безупречной службы дослужился до чина полковника. Эпоха Наполеона породила массу ярких людей, которые оставили самые разнообразные мемуары. Среди них Талейран, графиня де Ремюза, да всех и не перечислить. Сам Наполеон также надиктовал в ссылке два пухлых тома «Записок с острова Святой Елены». Историки исследовали все стороны правления Бонапарта. Есть несколько монографий, посвященных египетской экспедиции, и самая значительная из них, пожалуй, книга французского историка Шарля Ру «Бонапарт — правитель Египта».
И тем не менее почувствовать атмосферу происходивших событий, посмотреть на них глазами их участника не так-то просто. Ведь подвиг французских ученых, сопровождавших Бонапарта, — это одно, а вандализм гренадеров, которые выкуривали орудийным огнем восставших египтян из Большой мечети Аль-Азхара, закалывали пленных штыками, дабы сэкономить патроны, и сожгли на костре руку Сулеймана аль-Халеби, убившего Клебера, наместника Наполеона, — это совсем другое.
Давайте перелистаем страницы этой любопытной книги.